Взялись подвешивать люльки. У самолета под крыльями две люльки, в каждую может поместиться лежа один человек, в них вложат по раненому. Раненые, Николай из кавэскадрона и еще один партизан с тяжелым ранением, уже ждали, грелись у тлеющего костра вместе с прислугой аэродрома.
Начало темнеть, но я успел сделать несколько набросков партизан у костра. Потом мы с Николаем отошли немного. Еще и еще говорили. Но мыслей важных в голове не было, как рифм, когда сочиняли стихи для листовок, все вылетело из головы. Нам казалось, что все произойдет очень скоро и точно по расписанию, что завтра или через день прибудет опять самолет с боеприпасами и Коля улетит в Москву, а там и в Ростов, увидит свою жену, мать… Кто знал, что получится иначе? Вернется из Москвы Лобанок, и начнется подготовка нашей зоны под огромную площадку для парашютного десанта. Ритм рейсов да и все изменится сразу, и Николаю придется задержаться до зимы.
Самолет между тем поставили на взлетную полосу. Пришла Бетта с сынишкой, шестилетним мальчиком, их усадили в кабину летчика, на сиденье второго пилота.
Много напутствий и много пожеланий, на тебя смотрят как на счастливца — ты увидишь Кремль, будешь в Москве, всем кажется, что, наверно, побываешь у Сталина…
Когда совсем стемнело, зажгли костры аэродрома, чтобы четче обозначить взлетную полосу. Мы все уже угнездились на своих местах, я устроился «уютно», задвинутый плотно задвижкой, ее закрыли, чтобы я не вывалился, так как держаться внутри мне было не за что. Как я так мог сложить свое тело, чтобы поместиться в этот ящик?! В случае чего даже сам выбраться не смогу. Правда, ситуации такой не предвидится, так как, если попадут, взорвется мотор, а я нахожусь как раз под ним.
Мы поднялись в воздух, я это ощутил, и пошли в направлении фронта. Через линию боевых действий мы должны переползти на бреющем полете, чтобы оказаться вне прицела зениток, так было безопаснее всего. Да, чуть не забыл, на каждом крыле самолета стояло по партизану с автоматом, державшихся за стропы и привязанных веревкой, чтобы, когда будем пикировать, стрелять в немцев, так как у нас в самолете не было пулемета и нельзя было отстреляться.
И нас таки обстреляли на линии фронта. Важко{41} было линию окопов пройти над немцами, мне было, конечно, страшновато, потому что первая пуля, которая угодит в самолет снизу, попадала в меня. Так что перелет был рискованный. Но благополучный. Спасибо конструктору.
Раньше к нам летал самолет «У-2», а этот, «Р-5», был более усовершенствованный. Эти самолеты покрыли своего конструктора и себя венками славы. Они могли проползать над землей, и «мессершмитты» не могли их обстреливать из-за тихоходности «Р-5» и их бреющего полета, так как «мессеры» проносились на своих скоростях вихрем и только высоко над землей, а такое снижение, как у «Р-5» или «У-2», для «мессершмитта» могло закончиться гибелью, любое высокое дерево стало бы роковым. Эти малые самолеты и были самыми основными тружениками для переброски оружия нам и для доставки раненых на Большую землю.