В главе 9 я следую примеру Юнга и в психологической интерпретации определенных каббалистических символов и текстов, которые не рассматривал сам Юнг. В действительности, цель этой главы (и этой книги) состоит в том, чтобы применить метод Юнга к основным метафорам лурианской каббалы, – задача, которую Юнг даже не пытался ставить как самостоятельную.
Глава 10 подробно рассматривает проблему отношений Юнга к иудаизму и его спорную позицию в отношении национал-социализма. Мое намерение в этой главе не состоит в том, чтобы найти оправдания для Юнга, а скорее рассмотреть историческую хронологию с целью предоставить читателю возможность лично оценить отношение Юнга к иудаизму и каббале. Эта глава поднимает вопрос о том, предпринял ли Юнг намеренное исключение из его психологии источников еврейского мистицизма, и возможные мотивы, побудившие его к этому. Глава также приводит несколько возможных объяснений очевидно противоречивых высказываний Юнга относительно иудаизма, Гитлера и нацистской партии. В то время как на протяжении всей этой книги я представляю перспективу, с которой юнгианский подход к еврейскому мистицизму может приветствоваться теми, кто не будет глубоко обеспокоен поведением Юнга до, и в меньшей мере после Второй мировой войны, я признаю, что другие могут прийти к другим выводам на этот счет.
Независимо от того, как мы оцениваем личную точку зрения к Юнгу, очевидно, что юнгианская психология многим обязана идеям и символам еврейского мистицизма. Даже если придерживаться твердого (и я уверен, неправильного) убеждения о том, что Юнг был антисемитом, не следует не принимать всерьез его психологию, которая является совместимой, основанной, и, возможно наиболее полно освещающей еврейскую мистическую традицию.
Глава 11 дает подробный анализ "каббалистических видений" Юнга 1944 года. Видения исследуется с точки зрения каббалы и юнгианского подхода к анализу сновидений, проводя параллели между Юнгом и каббалой как основы идеи о том, что сны/видения Юнга выполняли компенсационную и искупительную функцию в связи с его действиями и письмами перед началом Второй мировой войны.
Глава 12 рассматривает вопрос, характеризовать ли Юнга как "гностика" или как "каббалиста", в зависимости от того, насколько Юнг в метафизических и психологических убеждениях разделял эти духовные движения. В течение большей части своей карьеры сам Юнг отрицал любые метафизические стремления, утверждая, что его суждения о Боге" или об "Исконном Человеке", использовались, чтобы на примере опыта осветить аспекты психологии Самости, и что любой поиск внешней "истины" этих архетипических образов был вне область его исследования. Несмотря на это отрицание, Юнг был принят (и раскритикован) богословами, а в его трудах признали важный теологический и метафизический подтекст. Затем, в свои поздние годы Юнг, казалось бы, открыл дверь в науку о Боге, заявив, что кроме всего прочего, существование Бога было для него вопросом знания в противовес вере. После публикации Красной Книги мы теперь видим, что Юнг пришел к этому утверждению намного раньше в своей жизни.