— Бес может
сидеть в человеке где угодно, но больше в голове. А вот к душе подобраться он
не может, потому что в душу может войти только Тот, Кто ее создал.
“И сказал Бог
сатане, отдаю всего тебе человека Иова, только душу его не трогай”.
“И сказал
Господь сатане: вот он, в руке твоей, только душу его сбереги” (Иов. 2, 6).
И по слову
Божиему всегда есть надежда на исцеление бесноватого.
— А вот,
батюшка, если исцеление все же не получается, что тогда делать?
— Сам Господь
дал ответ на твои вопрос: “Когда ученики спросили Иисуса: почему мы не могли
изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему”. И действительно, вера
экзорциста или по-русски — бесогона имеет решающее значение. Или еще может
быть, что Бог попускает бесноватого больного еще пострадать для его
последующего духовного просветления или совершенствования.
— Батюшка, а
все же какие есть главные средства врачевания бесноватых?
— Можете
записать. Их семь. Перечислю по порядку: пост и молитва, паломничество ко
святым местам, генеральная исповедь прегрешений, начиная с семи лет,
молитвенное делание с многократным осенением себя крестным знамением и
набожными размышлениями, праведные обеты, бесоизгнание.
И все это
венчает принятие Святого Тела и Крови Христовой. И потому чаще причащайтесь.
Бес не может пребывать в человеке совместно с принятым Святым Пречистым Телом и
Кровью Христовыми.
Наконец мы,
получив благословение, распрощались с батюшкой и вышли. Недалеко от батюшкиной
кельи я увидел обширный, прекрасной постройки дом с большими светлыми окнами и
верандой. Я спросил Магду:
— Чей это
такой красивый дом?
— Это батюшкин
дом.
— Как
батюшкин?!
— Да, это
благодарные прихожане уже лет десять назад построили и обставили этот дом для
своего любимого пастыря. Там полный комфорт, но батюшка предпочитает жить в
своей ветхой келье и спать в гробу, а в дом пускает приезжих к нему издалека
богомольцев.
Вот, пожалуй,
и все о бесогоне из Ольховки. Это было в 1984 году. Не знаю, жив ли он еще.
Дай-то Бог.
Любовь к отеческим гробам
Когда-то, в
семидесятых годах, я лежал в одной кардиологической клинике Ленинграда и,
находясь в палате, с унынием смотрел в окно, по стеклам которого, как слезы,
ползли капли осеннего дождя. Сырой западный ветер с Финского залива трепал
ветви деревьев, осыпая золотой листвой уже пожухшую траву больничного парка.
Палата была небольшая, на трех человек. Одну койку занимало лицо кавказской
национальности. Несмотря на то, что он был болен, и очень даже болен, жизнь и
энергия так и кипела в нем. Сам он был уроженец Грузии, из одного большого села
Внешней Кахе-тии, однако, по национальности считал себя армянином. Хотя он уже
был не молод, и даже можно сказать — просто стар, от него исходил какой-то
удивительный шарм, неумолимо привлекавший к нему женщин всех возрастов и
сословий, летевших к нему легко и бездумно, как бабочки летят на огонь. Женщины
были всякие: начиная от поломоек, шикарных буфетчиц до авантажных докториц. Он
мне напоминал завзятых ловеласов довоенных времен, фланирующих по курортной
набережной в широченных белых-штанах, в истоме закатив кавказские глаза и
крепко прижав партнершу, выделывающую ногами модное танго. В Ленинграде он жил
давно, но не сидел на месте, а постоянно курсировал между Ленинградом и
Тбилиси, где вел разные маклерские дела с дельцами и начальниками крупных и
богатых грузинских и армянских кладбищ. Его знали и в Тбилиси, и в Кахетии как
денежного воротилу и как щедрого и веселого кутилу, что на Кавказе ценится
особенно высоко. Звали его Ашот. Сейчас он лежал на больничной койке с
капельницей, с подвешенной к носу кислородной трубкой и был синий и отекший. Но
несмотря на свое, можно сказать, предсмертное состояние, был весел и пускал в
ход руки, когда к нему подходили молоденькие докторши или медсестры. Нашим
палатным врачом была молодая, статная и очень ухоженная докторша. Ашот за глаза
называл ее карабахской кобылицей, а мы с другим соседом — царственной
докторшей. Ашот, делая ей комплименты, говорил, что с ее фигурой, лицом и
статью в Голливуде она могла бы играть русских императриц. Еще он просил пореже
подходить к нему, а то он очень волнуется и у него повышается кровяное
давление.