«Рябой» не выдержал прямого взгляда Алдана. На лице не было испуга, однако он выдавил из себя доброжелательную улыбку и произнес в ответ:
– Брат, прости меня, если сможешь, я был действительно не прав! – Такого поведения, а тем более словесного извинения никто не слышал из уст «Рябого».
– Что я могу сказать, братан? Что? Если по справедливости, то и я не прав. – Сказал Кузьмич. – Я должен был остановить братву от этого беспредельного поступка, остановить. Прости меня, если сможешь. Бес попутал.
Алдан посмотрел на Ванька.
– Браток, это я подкинул тебе «парашу». Не хотел, так вышло.
Он подошел к Алдану, встал напротив:
– Если держишь зло, ударь.
– Да, нет, – расслабил голос Алдан, – не держу зла. Прощаю вас. С кем не бывает? Я это говорю от чистого сердца. Мне противно кого-либо унижать. Но знайте, не люблю, когда меня унижают или кого-то при мне.
– Академик прав, – поддержал «Седой» Алдана.
– Да, да, верно говорит! – послышались одобрительные возгласы со всех сторон.
– Одним миром живем, братва, давайте и дальше всё миром и путем решать, – подвел итог «Седой».
* * *
«Здравствуй, Анелия, Анелечка!
А-лю-ля! Моя прелестница!
Пишу тебе ночью, днем бывает некогда! Получил твое письмо на десяти страницах. И как будто бы поговорил с тобой. Спасибо за стих. Спасибо за письмо – забавно, задорно, весело, чуть – чуть грустно. Я представил, как тебе одиноко в больших аудиториях, где нет меня.
Не грусти, прошу, не надо,
Не хворай, не угасай.
Знай, любовь – лишь сердцу рана,
Всякий раз не зазывай.
Сейчас в Черновцах 3 часа 47 минут. А у вас сейчас утро, 6 часов 47 минут. И ты, по всей видимости, еще в общежитии, но скоро выйдешь и пойдешь на остановку. На улице тебя встретит утренняя алма-атинская горная прохлада. Будешь трястись в автобусе № 10 или № 16. И совсем не подозревать о том, что я, где-то на западе страны сижу и пишу тебе письмо. Вчера днем мне вспомнилась ты, и та телефонная будка, на переговорном пункте. Да, та самая – наша с тобой будка. Вот только номера ее не помню, то ли 13, то ли 15. Как было все прекрасно, таинственно, загадочно.
Да, да, да, – ты для меня была загадкой. Если честно, ты до сих пор остаешься для меня загадкой.
Анелия, какие только мысли не приходят ночью. Так, что, читая мое послание, делай скидку на то, что пишу я его ночью.
Анелия, ты очень прекрасно изъясняешься в письмах. В них ты вся! В каждой букве, в каждом слове я чувствую тебя, твои чувства – "чуйства"!!!
В последнем письме ты сравниваешь нашу переписку с перепиской лейтенанта Шмидта. Кстати, я был в музее Шмидта, вот только не помню, он то ли в Очакове, то ли в Херсоне. Правда, я еще тогда не подозревал, что я его будущий прототип, а то бы более внимательно прислушивался к гиду-экскурсоводу.