– …Ты недооцениваешь мою наблюдательность, дитя мое. И что-то от меня скрываешь. Раньше такого не было, Лола. Я встревожен.
Да все я понимаю! Кроме одного – как разрулить эту ситуацию.
– Если бы я не знал наверняка, что ты была там единожды, я подумал бы – прости, дорогая, – что у тебя появился возлюбленный.
Ниче себе! Я на себе испытала, что реальность иногда бывает фантастичнее любой фантазии… но дядюшку фантазия завела куда-то совсем не туда.
Надо было что-то отвечать. Немедленно.
И я, обалдевая от собственных слов, выдала:
– Дядюшка, понимаю, это звучит странно… Вы можете мне не поверить… Я вижу сны, указывающие на то, что мое место – среди этих поселенцев. Быть может, я заблуждаюсь в своей гордыне, но… мне кажется, сны посланы мне свыше. Вы говорили, что так и не поняли, во что веруют эти люди. А вдруг именно я… да, всего лишь слабая женщина, но…
Когда-то давно, что называется, в прошлой жизни, учительница сетовала: я, то есть Леся, быстро решаю сложные задачи, но срезаюсь на простых, потому как привыкла усложнять. Ага, «мы не ищем легких путей» – это про меня. Я-то думала, моему реалистично мыслящему дяде нужно неоспоримое чудо, чтобы оставить меня в поселении. А тут вдруг… Хотя не совсем вдруг; за это время он успел трижды побывать у поселенцев и, надо полагать, проникся к ним некоторым доверием. Однако и в снах моих не усомнился. Ну, то есть почти не усомнился. А как иначе истолковать его фразу: «Если это твой путь, я не буду тебя удерживать». Переживает. И мне неловко, что наврала. Но правду-то не расскажешь. Ох, дядя, дядя!
– У меня только одна просьба, Лола. Возьми с собой Диего.
И совсем тихо:
– Мне так будет спокойнее.
Как вы думаете, приятно ощущать себя Ктулху? Ага, тем самым, которого, похоже, ждет судьба Штирлица – из книжек перекочует в анекдоты. И будет зохавывать москх на просторах народного творчества. Мне же пока разгуляться особо негде – в моем распоряжении только территория нарождающегося на моих глазах форта попаданцев. Но обо всем по порядку.
Дядюшка снарядил меня в дорогу со свойственной ему обстоятельностью. Но на этот раз другая доминирующая черта его характера – быстродействие, так сказать, – никак не проявилась. У меня вообще сложилось впечатление, что он всячески откладывает мой отъезд. Были опасения, что в последний момент вообще попытается отыграть назад. Но – нет. На четвертое утро мы все-таки отправились. Мы – то есть я, Диего, Химена, почтенная вдовица лет сорока пяти, которой предстояла роль моей компаньонки (вот уж эти условности!), и сопровождающие лица, на лицах которых, прошу прощения за неловкий каламбур, было легче заметить следы вчерашней попойки, нежели изнурительных постов и прочих атрибутов аскезы.