Между деревьями Виктор уловил какое-то движение. Ему показалось, что он увидел сгорбленное темное существо, тащившее увесистый короб.
Ким ускорил шаг, быстро нагнал существо и остановился. Перед ним была старуха, старая-престарая, даже древняя, с темным от долгих лет и грязи лицом. Она что-то подбирала с земли и клала в старенький, почерневший от времени берестяной короб. Втянув ноздрями воздух, Ким почувствовал запах мха, плесени и волглой земли.
Старуха что-то тихо напевала себе под нос, и, прислушавшись, Ким сумел различить слова:
– Собираю, собираю, все в лукошко убираю… Вот поганки, стыд и срам… Даже их я не отдам…
– Кому не отдадите? – спросил Ким.
Старуха замерла, медленно повернула голову и взглянула на него слезящимися, глубоко запавшими глазами.
– Чудовищу, – сказала она.
– Чудовищу? – переспросил Ким.
Старуха усмехнулась узкими морщинистыми губами.
– Как поживает твоя мать, Ким?
– Моя мать? А откуда вы ее…
И вдруг Кореец узнал старуху. Это была бабушка Маула, которая десять лет назад ушла в лес и не вернулась обратно. Только выглядела она совсем ветхой, будто постарела не на десять, а сразу на тридцать или сорок лет. Виктор окинул взглядом темный мрачный лес.
– Что это за место? – спросил он.
Старая Маула прищурила маленькие слезящиеся глазки, похожие на запутавшихся в паутине морщин черных мух, и хрипло ответила:
– Ты знаешь.
Киму стало не по себе от ее взгляда и голоса. Он слегка попятился и тут услышал отдаленный многоголосый птичий клекот. Ким поднял голову и взглянул на небо. В вышине летела большая стая птиц, похожая на черную сеть или огромный отпечаток пальца.
Виктор уже почти отвел от птичьей стаи взгляд, но вдруг задержался, и брови его поднялись от изумления: птицы летели задом наперед.
По спине Виктора пробежала ледяная волна мурашек. Он посмотрел на старуху. Она по-прежнему сидела на корточках, уставившись на него с каким-то странным, неприятным интересом. Едва их взгляды встретились, Маула, не вставая с корточек, стала быстро – неестественно быстро – пятиться назад, мелко перебирая ступнями, обутыми в растоптанные туфли. Словно какая-то непреодолимая сила затягивала ее в чащобу. Старуха открыла черный рот и забормотала:
– Спаси ее! Спаси ее! Спаси ее!
И бормотала так, пока не исчезла в кустах. Колючие ветки кустарника сомкнулись за ней, как шторы. Вокруг стало стремительно темнеть, и меньше чем через пять секунд все погрузилось в непроницаемую мглу.
Ким проснулся от слепящего белого света, льющегося из окна. Часы показывали восемь утра. Все еще находясь под впечатлением от страшного сна, Виктор сел на кровати и опустил босые ноги на пол. Посмотрел на свои ступни и обмер: пальцы ног были испачканы свежей незасохшей грязью.