К этому пороку Поскребышева привело банальное любопытство. Еще в годы обучения в военно-медицинской Академии, он попробовал промедол из шприц-тюбиков. А когда получил распределение в одну из частей, простое увлечение переросло в насущную потребность. Аптечки с препаратами на случай ядерной войны лежали на складах тысячами. И в каждой находилось полтора миллилитра вожделенного раствора. Неудивительно, что во время одной из ревизий Михаилу Яковлевичу не удалось скрыть пропажу промедола, но начальство предпочло не выносить сор их избы и Поскребышева перевели. Ему пришлось сменить еще три места службы пока судьба не закинула Михаила Яковлевича в учреждение АП 14/3.
К тому времени он уже успел побывать в анонимной наркологической клинике, вылечиться от физиологической зависимости от наркотиков, но ни один врач, Поскребышев прекрасно осознавал это сам, не сможет вылечить от наркомании, если того не захочет сам пациент. А пациент не хотел. Мало того, пообщавшись с опытными наркоманами, Михаил Яковлевич понял, что не в промедоле счастье, точнее, не в одном промедоле. И с тех пор военврач начал употреблять все, что хоть каким-нибудь образом могло дать или забытье, или напротив, небывалую ясность рассудка.
У Поскребышева были богатейшие залежи таблеток, ампул, капсул. Все они бережно хранились его предшественниками и предназначались для солдат или зеков, но до адресата, естественно, не доходили. Михаил Яковлевич, не делая секрета из своего порока, частенько пытался поделиться своими таблетками с офицерами, но те брезгливо отнекивались, что нисколько не уменьшало самомнения доктора-наркомана.
К Игнату Федоровичу лепила относился со смесью почтительности, которая была вызвана тем, что от опера порой волнами исходило ощущение непонятной опасности, и запанибратской дружелюбности. Последняя появилась относительно недавно и объяснялась тем, что после кучи намеков, осторожных расспросов и блужданий вокруг да около Поскребышев уяснил для себя, что Лапша, вроде бы, ничего не имеет против его любви к травлению докторского организма разнообразной фармакологией.
Кум застал Михаила Яковлевича в солдатской больничке. Поскребышев сидел в своем кабинете и, покачиваясь на стуле, крутил перед глазами небольшой стеклянный пузырек. В нем, под слоем жидкости, перекатывалось что-то, поворачивающееся к оперативнику то белой, то темной частями.
- Зуб. - пояснил врач на безмолвный вопрос Лакшина. - Отменный моляр. Смотри, какие корни - мощные, разлапистые. Настоящий дубовый пень. И что? Его хозяин, некто Синичкин, довел этого красавца до Бог знает какого состояния! И теперь он, шестой, правый, нижний, плавает тут в спирту и ждет помещения на полку.