Единственный подкоп, который пытались сделать шесть лет назад, так и не увенчался успехом. Зеки, в количестве четырех человек, уткнулись в фундамент стены и не смогли пробиться ниже. Их заложили и отправили в Хумск на раскрутку. Больше майор этих деятелей не видел.
Тогда как же монашки смогли сделать то же самое, причем не привлекая внимания наверняка строгих настоятельниц?
Загадки громоздились одна на другую, но основными вопросами, которые должен был сейчас решить Игнат Федорович являлись нахождение входа в потайные ходы и тех, кто ими так активно пользуется.
Зацепок же не было почти никаких. Кроме, разве что дневника Гладышева, да и тот исчез.
Единственная, достаточно хлипкая надежда была на ночных дежурных, которых Лакшин распорядился выделить в каждом отряде, да на регулярные обходы прапоров. Но майор не обольщался в действенности этих методов. Куда больше надежды было на стукачей. Но они почему-то молчали, словно кто-то прочно заткнул им рты.
Кум невольно хмыкнул. Уж если неведомые преступники не остановились перед убийством, то им ничего не стоит лишь припугнуть потенциальных "дятлов", и никто ничего не узнает. Весь вопрос в том, как бы нейтрализовать этот страх. Но Игнат Федорович прекрасно понимал, что никаких гарантий по сохранении жизни доносчикам он дать не может. И разговор с Крапчатым лишний раз подтвердил этот невеселый факт.
Мысли Лакшина теперь перескочили на вора в законе. Знает ли он о секретных ходах? Предположим, что знает. Тогда он запросто мог бы так запугать Гладышева, что зек думать забыл бы о своих фольклорных изысканиях. Но если Гладышев не согласился бы молчать? Тогда смерть. Игнат Федорович слишком плохо знал этого осужденного. Мог ли он попереть буром или упереться рогом? Или он захотел чтобы его взяли в долю и за это поплатился? Ничего не ясно. Но тогда авторитет будет всячески запутывать кума, подкидывая ложную информацию, чтобы не дать ни малейшего шанса выйти на секрет ходов.
А если Крапчатый, во что достаточно трудно поверить, действительно не при делах? Тогда внешне он будет вести себя точно так же. Да и сведения, которыми он обещал поделиться, тоже будут малого стоить.
В этот момент размышления Игната Федоровича прервал звук сирены. В окно его квартиры было видно как заметались над толстыми стенами монастыря лучи прожекторов.
Быстро накинув шинель, кум бегом направился к вахте. Там, из высокого начальства колонии, он оказался первым. Прапорщик Бычара переминался с ноги на ногу, смотрел на майора сумасшедшими глазами и явно не знал с чего начать.