Я кратко изложил идею похода в Кронштадт на катере с возможностью пофотографироваться на совершенно неожиданном фоне, естественно, умолчав, что обо всем уже договорился. Собчак оживился необыкновенно, как барышня, предвкушавшая безопасно-бесплатный занимательный пикничок, но осведомился, где мы возьмем катер. Тут мне пришлось воспользоваться старым адвокатским приемом околпачивания клиентов, когда им рассказывают о неимоверных трудностях выигрывания дела, наперед зная, что оно уже выиграно. После этого я напомнил ему о часе встречи с избирателями и передал отпечатанные статистические данные для выступления.
Собчак меня окликнул уже на выходе из кабинета и велел доставить на встречу с избирателями журналистку одной из центральных московских газет.
«Материал о встрече она использует в статье обо мне», – видя мой вопросительный взгляд, пояснил он. Стало понятным: подготовку своего места в Истории «патрон» начал не с «Пари-Матч».
Эта журналистка для ее возраста была безобразно красива, с привлекательной не по годам фигурой, обтянутой комбинезоном цвета молодой гадюки в начале лета, когда тепло, кругом зеленая, сырая трава и много лягушек. Вчера она внезапно появилась в приемной, столкнувшись нос к носу с Собчаком, который сразу расплылся светлым пятном, как одинокий фонарь, порой видный с самолета в непроницаемой илистой мгле, когда ночь черна и неподвижна. Глаза «патрона» заметались, как у пуделя в предчувствии прогулки, пируя на выпуклостях змеиной спецодежды. Он тут же пригласил гостью в кабинет, по пути не отрывая волнительного взгляда от архитектуры ее тела и экстерьера, поэтому чуть было не налетел на торец огромной золоченой двери. Владелица кудельков белых волос пробыла в кабинете недолго, после чего «патрон» сам вывел ее в приемную. Глаза у обоих были пусты и умны, сочетая любезность с непреклонностью.
* * *
В школу мы приехали минуты за три до намеченного часа. Актовый зал был уже полон. Все разглядывали «патрона» тогда еще с доброжелательным интересом. Собчак тут же без разминки полез на сцену, а я стал искать место для журналистки. Путаясь по залу, заметил ехидного депутата Скойбеду с нерастраченной антисобчаковской ненавистью, само образование которой, я думаю, можно было объяснить лишь молодостью непородистого азарта. Вокруг него роилась маленькая кучка активистов, разделявших его точку зрения. Пришлось предупредить об этом Собчака. Он со сцены снисходительно улыбнулся. В области отрицания всего депутатского корпуса в целом «патрон» уже достиг больших высот. Поэтому отдельных депутатов Собчак просто не различал. Оратором он был превосходным, но пугал всех своей непоследовательностью, вероятно, будучи убежден в том, что публичное выступление, как и надгробное, никого ни к чему не обязывает.