Стасик хорошо знает, что, если в понедельник получишь двойку, на одной не остановишься; в такую неделю всегда не везет.
И когда во вторник учитель вызвал его к доске, Стасик был почти уверен, что получит двойку, наперед знал, что учитель задаст такую задачу, где будет деление и умножение дроби, и он ошибется.
Вчера репетитор опять ему объяснял, что если четыре умножить на одну вторую, то получится два, а если разделить — то восемь. Был момент, когда он напряг внимание и ему показалось, что начинает понимать… Но ему пришло в голову, что в таком случае вместо всей этой галиматьи можно не делить, а умножать, и наоборот, и он сказал это репетитору… Репетитор начал кричать, что арифметику выдумали люди поумнее его и что Стасик лентяй — вместо того, чтобы немного подумать, он, видите ли, изобретает способы, чтобы вовсе не надо было думать; что арифметика — это пустяки по сравнению с алгеброй, и если он не может понять простого умножения дроби, то лучше ему распрощаться с гимназией.
Стасик сам это знает. Как — то раз во время перемены он стоял в дверях пятого класса и слушал, как один объяснял другому геометрию и рисовал круги на доске. Стасик вернулся в свой класс и попробовал нарисовать круг; вышла какая — то кривая загогулина. И не удивительно: как можно не по клеточкам нарисовать правильный круг, и чтобы был он ровный — ровный, а то ничего не выйдет, и в кругу еще надо провести с десяток разных линий, и чтобы все это точно сходилось. Стась уже тогда понял, что он не окончит гимназию. При одном виде толстых книг и набитых ранцев его покидало мужество. А экзамены: в четвертом классе за все четыре года одних стихов сколько наберется! А помнит он хотя бы одно из тех стихотворений, которые учил наизусть два года назад?
Или эти дроби. Вчера уже была такая минута, когда он начал понимать. Да и теперь, если бы ему дали подумать, он, может, и решил бы. Потому что если у него осталось пять седьмых денег, и это было тридцать пять рублей, то он понимает, что раньше у него было больше. Его сбило с толку только то, что хотел — то он получить больше — и вдруг надо делить. Сам репетитор сразу же напугал его этими иксами. Иксов Стасик совершенно не понимает.
Эта двойка его даже не огорчает. До звонка почти три четверти часа, можно, по крайней мере, сидеть спокойно, не вызовут. Одна или две двойки, все равно: так или этак, мама станет кричать, а папа читать нравоучения:
«Я работаю, надрываюсь, ты плохой сын».
Стасику все равно.
Станкевич решает задачу, пишет, стирает, запутался в ответах, хочет как — то увильнуть от двойки. Стасик смотрит на него равнодушно, даже с некоторым интересом, даже с некоторым удовлетворением. Стасик уже пережил то, что того только еще ждет.