.
Эти исключения, соблюдаемые, конечно, в разумных пределах,
только подтверждают общее правило: тот, кто хочет молиться Богу, делает это
обыкновенно стоя. Такого же мнения придерживались и учителя духовной жизни, от
которых можно было бы ожидать, что они пользовались особыми, не вполне
общеупотребительными «методами». Единственное положение тела, которое, кажется,
знает, например, Евагрий, судя по его знаменитым 153 главам «Слова о молитве»,
– это «стояние во время молитвы>495). Все те поразительные вещи, к
которым монах становится причастен «во время молитвы», само «молитвенное
состояние» (ketástasis proseuchés) реализовываются лишь тогда, когда
он «встает на молитву». Это обстоятельство непосредственно
связано и с «мистикой» молитвы у Евагрия, поскольку все усилия монаха имеют
одну цель: привести ум, который исключительно подвижен по своей природе, к
«стоянию»>496).
Не может связанный бежать; и ум,
рабски служащий страсти, не может зреть место духовной молитвы, ибо он влачится
и кружится страстной мыслью и не в силах обрести неподвижное постоянство>497).
Эти «страстные мысли» уничтожают столь желаемое
«молитвенное состояние»>498) и препятствуют молящемуся
«неизменно простираться к своему Владыке и собеседовать с Ним без всякого
посредника»>499).
* * *
Возникает вопрос: почему человек Библии молился стоя и
почему отцы вставали для молитвы? Этот вопрос отнюдь не лишен основания,
поскольку западный человек сегодня уже не преклоняет колен во время молитвы, но
сознательно принимает наиболее расслабленную и удобную позу, тогда как
православный христианин даже и сегодня – и во время общего богослужения и при
личной молитве – молится по большей части стоя. Уже в древности отцы подумали и
об этом.
Мы не имеем права сомневаться, что из
всех бесчисленных положений тела положение с распростертыми руками и поднятыми
вверх очами заслуживает предпочтения, потому что тогда и на теле как бы
запечатлевается образ того особенного состояния, которое приличествует душе во
время молитвы>500).
Это замечание Оригена чрезвычайно важно и относится ко
всем видам и телесным выражениям молитвы, о многих из которых он не раз
упоминает. Между «особым состоянием» души во время молитвы и положением тела,
которое мы при этом принимаем, должно быть полное
соответствие. То, что Тертуллиан говорит о таинствах, касаясь
отношения между телесно-видимым действием и духовно-невидимым проявлением
благодати, может быть отнесено и к молитве и ее телесным выражениям.
Ведь плоть омывается,
чтобы душа очистилась, плоть помазывается, чтобы душа освятилась, плоть
знаменуется (крестным знамением), чтобы душа укрепилась