...
Как сакраментальные действия, так и способы молитвы, и
телесные ее формы должны быть значимы: тело должно выражать видимым
образом – как икона выражает свой невидимый архетип – то, что происходит в
душе. В соответствии с библейским пониманием стояние во время молитвы – это
телесное выражение глубокого благоговения твари перед несказанным
величием Творца, перед Которым предстоят даже Ангелы>502). Ибо низший встает перед высшим
и продолжает стоять во все время его присутствия. Так Авраам встал перед Богом,
и пока Тот говорил с ним, он ощущал себя только
«прахом и пеплом»>503).
Но внешнее положение тела не только на физическом уровне
выражает внутреннее состояние, но и непосредственно воздействует на него.
Без усилия, необходимого при стоянии на ногах и при других молитвенных позах, о
которых мы еще будем говорить, наша молитва не обретает должного накала, она,
как говорит Юсеф Бусная, остается «обыденной, холодной и пресной».
Существует особое соотношение между состоянием
души и положением тела. «Особое состояние» души в определенном смысле созидает
свою «икону» в соответствующем ему положении тела, которое всегда предшествует
этому состоянию, как говорит Ориген в том же контексте. Но коль скоро
существует такой образ, который в процессе истории спасения выработал
соответствующие молитвенные формы, ставшие частью «традиции», то в таком случае
никто не может отказаться от них без вреда для «внутреннего расположения». И
усваивая их и «практикуя» со рвением, каждый человек
созидает и «возгревает» в себе то внутреннее состояние, которое в свое время и
породило эти формы, как учит Юсеф Бусная.
В эпоху, когда о внедрении библейской вести в
различные человеческие культуры, что само по себе совершенно естественно,
говорят с большой настоятельностью, у кого-то может вызывать недоумение этот
упор на непреходящем значении некоторых внешних проявлений молитвы. Отцы же не
видели здесь никакой проблемы. Свидетельства об этом, исходящие из различных
эпох и культур, отличающихся друг от друга, можно было бы умножать до
бесконечности. Различия в восприятии, обусловленные разными культурами, как
будто не имеют никакого значения для латинянина Тертуллиана
и восточносирийца Юсефа Бусная. Ибо во Христе нет «ни эллина,
ни иудея..., ни варвара, (ни) скифа»>504), что означает падение
культурных барьеров. В спорных случаях
библейское предание становится и бесстрашной критикой культуры. Так, ригорист Тертуллиан, к примеру, решительно не
хотел, чтобы среди христиан распространился языческий обычай садиться после
молитвы.