Через минуту он был на коридоре.
– Что же вы, Дунечка, как теперь?
– Ежели ты мне только посмеешь поминать об этом, – я тебя!
– Ой! – вскрикивал дворник.
– Чуфыря!
– Это еще что такое?
– Михрюк! – вставляла Татьяна.
– Хряк! – присовокупляла третья подруга.
Раздавался дружный хохот.
– Акулина Матвеевна! – говорил дворник, обращаясь к кухарке. – Как меня-то? Изволите слышать?
– Дуры! – решала Акулина.
– Нет-с! – заступался дворник. – Они – барышни, а мы мужики необразованные! Им обидно! Ну-с, до приятного свидания! бог с вами!
Уходя, дворник кивнул Акулине. С следующего дня, быть может благодаря советам Акулины, дворник принял другую методу: он попрежнему расфранчивался, маслил волоса, но «мужицких» своих разговоров не разговаривал. Аккуратно, в известный час, он появлялся посередине двора и раскланивался.
– Иди сюда, Иван! – звала Акулина из коридора. – Иди к девушкам…
– Зачем ты его зовешь? – с негодованием восклицала Дуняша. – Мужицкая образина!..
– И правду! – подтверждала Татьяна. – Этот еще хуже Андрюшки, Полено деревенское!
– Погляжу я на вас, – говорила Акулина, – и совсем-то вы дуры! ей-богу! «Хуже Андрюшки»? Ну как же ты смеешь это говорить? Андрюшка прощелыга, сделал грех и ушел – не сказался, а этот человек – строгий… всегда он дома, и уйти ему некуда!..
Входил дворник и робко помещался на кадушке против Дуняши, помахивая картузом.
– Что вылупился! – вскрикивала ему прямо в глаза Татьяна.
Дворник молча двигался на своем сиденье и не отвечал.
– У-у! рожа.
– Дура! как есть дура! Ты, Ваня, не смотри на нее, скоро и она хвост подожмет! – говорила Акулина.
– Как вам угодно! – жалобно произносил дворник и попрежнему сидел молча и недвижимо.
Так тянулось долго. Девушки шопотом разговаривали между собою. Иван, которого они ругали, сделался-таки единственным предметом для разговора.
– Иван! что ж, угощай девушек-то чем-нибудь! – командовала Акулина.
Мгновенно из карманов Ивана являлись папиросы, пряники, орехи.
Девушки долго отнекивались, но потом все-таки принимали услуги. В то же время Иван вздыхал, поднимался, жалобно говорил «счастливо оставаться» и уходил.
По уходе его продолжали лакомиться и подсмеивались над Иваном.
– Как это тебе, Татьяна, не стыдно? – говорила Акулина. – Он всей душой к вам, а вы над ним потешаться вздумали… И ты тоже, Авдотья!
– А мне что? – возражала Дуняша.
– Дура! – заключила Акулина. – Тьфу! По мне как хотите… Вот навернется другой Андрюшка, вспомнишь!
Дуняша не возражала: она боялась лишиться расположения Акулины; боялась этого потому, что без советов и указаний Акулины решительно не знала, что с собой делать.