– Я б ему за это показала! – храбро говорил молодой голос. – Барские помои!.. Ежели б он так со мной, как с Дуняшей…
– Молчи! – прервал шопотом другой голос, по всей вероятности голос Дуняши.
– Сластёха этакой! – продолжала первая.
– Погоди, попадешься и ты, – заметила кухарка, что я узнал по грубому голосу, который слышал утром.
– Я-то?
– Ты! И ты попадешься!
– Ну это вот! видишь вот это? Это вот на-ко…
– Ладно!.. Твой век, Татьяна, не очень-то долог! – продолжала кухарка. – Будь ты в этом покойна, и даже так, что совсем твой век короток!..
Татьяна захрабрилась пуще прежнего.
Она просыпала в ответ такое множество слов, и притом так скоро, что я ровно ничего не мог расслышать хорошенько, но из храброго тона ее голоса я, впрочем, мог смело заключить, что Татьяна твердо верит в свой долгий век. Храбрые речи свои она закончила каким-то отрывистым смехом, тотчас же звонко затянула какую-то песню и вдруг бросилась за кем-то по коридору «догонять». Через минуту слышно было, как бегущие «строчили» по лестнице. Они выбежали на двор и принялись ловить друг друга, оглашая внутренность двора звонким смехом.
На окне в коридоре остались Дуняша и кухарка Акулина. Они долго молчали. Акулина, почесывая голову, зевала и неизвестно у кого спрашивала: «который-то теперича час?» Затем через несколько времени, удовлетворяя собственному любопытству, так же сонно отвечала себе;
– Теперь, надо быть, час девятый!
И успокоивалась.
Дуняша вздыхала, но вздыхала так, что решительно не было возможности сделать какую-нибудь связь между этим вздохом и тем проступком против нее кого-то, про который упомянула Татьяна: что-то вялое, неопределенное слышалось в ее вздохе.
– Поди, жильцу-то самовар пора? – лениво заговорила Акулина.
– Ты понесешь? – спросила Дуняша…
– Да хоть и ты… неси!..
– Сём я? Кто такой: скубент какой-нибудь?..
– Куды-то ходит… Говорит, отсюда близко… Бог его знает…
– Мы, Акулинушка, – вяло говорила Дуняша, – мы вместе самовар-то понесем?
– Нукштож!.. Кто его знает! Сразу человека не распознаешь… Чужой человек, кто он? Бог его знает…
Кухарка и Дуняша зевали и почесывались. Дуняша попрежнему вздыхала каким-то звонким вздохом.
– Которого человека и знаешь, да и то надумаешься…
– И-и ка-ак!
– То-то и есть! Вот Андрюшка твой!..
– Выжига! – перебила Дуняша…
– Выжига! А был, небось, не выжига!.. Кажется, не один день знала, а когда вполне оказался! то-то и есть!.. Понесем самовар-то… О-ох, батюшки, что-то меня мутит как… Бери… тьфу, господи, то бишь, неси чашки-то! О-о-ох!
Кухарка и Дуняша исчезли; исчезли, впрочем, медленно. Дуняша, поднимаясь с подоконника, не упустила случая вздохнуть.