А под ним я голая (Доброва) - страница 85

Никогда не видели летучих мышей? Да их здесь полно. Машка даже притащила как-то одну, чем вызвала бурю восторгов у Ваксы. Ну, мы ее выпустили, конечно. Машка нечаянно принесла. Взяла с черной лестницы коробку от телевизора, а та устроилась в ней спать.

В работе натурщика есть нечто медитативное. Благодаря ей у меня развилось исключительное умение совершенно спокойно выстаивать и высиживать любые очереди. Если отвлечься от окна, можно сосчитать листья аканта на лепнине, в деталях изучить гравюры и полотна на стенах. Сюжеты в основном античные: парк, колоннады, статуи… Меня всегда это влекло, сказала Тина, в пять лет я научилась читать только ради того, чтобы прочесть «Легенды и мифы Древней Греции» Куна: в книге были фотографии античной скульптуры, статуи зачаровывали, и хотелось узнать про этих прекрасных людей как можно больше…

Тина удаляется на кухню, в мастерской воцаряется тишина, нарушаемая шорохом карандашей по грубоватой акварельной бумаге. Можно, я надену наушники, ученики молча кивают, я вытаскиваю из сумки плеер, меня спрашивают, что я слушаю. Музыку, которая заставляет следить мыслью за мелодией. А что сейчас? – Карл Филипп Иммануил Бах, в комнату – бархатным шагом – входит Максимыч, ну как? с карандашом и резинкой в руке по очереди обходит студийцев, подправляет эскизы и – ладно, рисуйте! – скрывается в недрах квартиры. Любимое утешение Тины: если сейчас ученики смогут нарисовать мое очень сложное, ускользающее лицо – на экзамене будут чувствовать себя как на французской Ривьере.

В перерыве компания стекается на кухню – за исключением одной мрачной, угрюмой девочки, которой никак не дается мой нос. Опять там Ольга застряла. – Тина встает из-за стола и идет в мастерскую. Из-за стены доносятся драматические стенания. – Ну что это за поворот головы! Она у тебя как «Ужин» Бакста!

– Ничего не могу с ней поделать. У всех получается – а у этой нет! И вообще она какая-то странная. Вечно что-то говорит невпопад… – Потом, когда все разойдутся, Тина будет ворчать на кухне за рюмкой мартеля, подаренного кем-то из учеников.

Студийцы эту девочку тоже не любят. Я слышала не раз, как Лена Задворская, любимица Тины, язвительно шипела ей в спину:

– М-модильяни!

Иногда Ольга спрашивает: ты не устала? о чем ты думаешь? Ей плохо, неуютно в мастерской, но Ольга не пропустит и дня, она ходит, как американ экспресс, ей надо, она должна поступить. Я верю: поступит.

После занятий мы с Максимычем гуляем с собаками. Он – по расписанию, я заодно: жду, пока приедет Валя. Мы стоим в углу огороженной собачьей площадки за домом и, запрокинув головы, смотрим на уходящий в заоблачные выси шпиль главного корпуса. Кустов гоняет борзых лучом фонаря – повизгивая от восторга, они носятся, как за настоящим зайцем.