Вспыхнул побитый пулями экран, Аня Межелайтис посмотрела на меня, на мою гостью, поинтересовалась нейтральным голосом:
- Ужин на двоих?… При свечах или как?
- А у нас есть свечи? - удивился я. - Не дури. Простой ужин без выпендренов. Со мной не женщина, а полицейский. Она и тебя может арестовать за что-нибудь.
- За что? - спросила Аня.
- Найдет, - заверил я. - Она же власть.
Мариэтта поморщилась.
- И у тебя Межелайтис?… К кому ни зайди… Почему вы, мужчины, такие разные, часто даже умные и талантливые, а в этом деле все убого одинаковы?
Я подумал, пожал плечами.
- Может быть, потому, что в этом деле не стоит искать чего-то нового?…
- В каком?
- В женском, - пояснил я.
- А для вас женщина начинается только от пояса? - спросила она, не уточняя о какой половине идет речь, надо быть сумасшедшим инопланетянином, чтобы уточнять такое. - А мы еще и разговаривать умеем!
- Обожаю сарказм, - ответил я. - Это как острый соус на хорошо прожаренном бифштексе.
- Любишь хорошо прожаренный?
- Ого!
- И жаришь сам?
- Люблю жарить, - сказал я откровенно. - Но без всяких штучек. Я человек простой. Сложности в таком простом деле оставляю закомплексованным интеллигентам.
- Какой ты разносторонний, - похвалила она.
- Это точно, - ответил я скромно.
- Когда надо, - уточнила она, - эстет, в другом случае - простой мужик, в третьем - хладнокровный стрелок…
Она сделала паузу, но я сделал вид, что не слышу, а выбираю блюда, хотя Аня уже включила кухонный комбайн и жарит, варит и печет сразу в трех отделениях.
Мариэтта села на диван перед телевизором точно на то место, где обычно сижу я, там продавлена ямка моей жопой, повела рукой, экран тут же засветился новостями в десятках окошек.
Я буркнул ревниво:
- Даешь… Я думал, слушается только меня.
- Мы полиция, - ответила она с достоинством. - Мы почти имеем право.
- Ой, - сказал я опасливо, - а на что еще почти имеешь?
- Сюрприз, - сказала она, не поворачивая головы. - Кто тебе такую программу составлял? Один футбол и голые женщины… Как не стыдно за такое однообразие?
- Там еще есть и хоккей, - сообщил я, защищаясь.
Она повела ладонью, всмотрелась с заметным отвращением на лице.
- Хоккей и те же голые девки… Оригинал!
- А зачем что-то особое? - возразил я. - Оригиналы подозрительны. Их не принимают в обществе, а если и принимают, то как чудаков или вовсе клоунов, но не как равных. Потому лучше быть неприметной доской в заборе, чем заметным столбом или даже столпом… Проживи незаметно, сказал Иисус!
Она посмотрел на меня внимательно.
- Кофе у тебя в самом деле хорош… А что еще, говоришь, у тебя от лукавого?