— Ты знаешь, что у нас в подвале сидит врач?..
— Ну… знаю.
Об этом враче до Быка время от времени доходили разные слухи. Что он будто бы кровь живую пьет и что операции без наркоза делает, слушает, как орут на столе, и ловит при этом половой кайф. Бык много чего боялся, хотя и любил поговорить о своем боевом прошлом. Но особенно он боялся нечистой силы и всего, что вращалось вокруг нее, в том числе и этого невидимого доктора. Поэтому он так неуверенно и ответил Артисту.
— Ты пистоль держать можешь в руках? Этот вопрос удивил Быка.
— Конечно!
— Приведи его сюда. Но если чуть чего — стреляй…
Глава девятая. ДИАГНОЗ — ПРИГОВОР
Скользя по блевотинам охранника нижнего этажа Самца и заранее дрожа, Бык спустился и подвал. Дверь поддалась ему не сразу, пришлось побороться, поскольку она была хитроумной, особенно для тех, кто подступал к ней впервые. Войдя наконец в помещение, он притормозил у порога, не решаясь шагнуть дальше.
— Эй, доктор!.. — прокричал он в полумрак, переступив с ноги на ногу. — Слышь, доктор!
Из глубины помещения вышел какой-то черный — то ли армяшка, то ли азербон. И за ним робко, как тень, какой-то тип уже славянского производства.
Бык поднял пистолет.
— Доктор кто?..
Увидев пистолет, черный попятился.
— Он, он доктор! — крикнул второй и толкнул черного в спину.
— Прекратить, суки! — Увидев этих клиентов, Бык более-менее пришел в себя, потому что понял, что вампиров и прочих из их братии с такими испуганными рожами не бывает.
— Доктор, пойдешь к Толику! А ты, — Бык махнул дулом в сторону второго, — вали обратно, откуда пришел!
Рауф уже и не чаял когда-нибудь выйти из своего кабинета. И теперь с наслаждением вдыхал воздух иного мира. В его тюрьме всегда пахло чем-то неопределенным, вроде затхлости, пыли. А стоило чуть прибраться, пахло сыростью.
Здесь же он ощущал сотни запахов, новых или почти уже забытых.
Однако сильнее всего пахло… человеческой блевотиной, да и иными испражнениями тоже.
— Что случилось?! — Рауф обернулся к своему конвоиру.
— Шагай-шагай!..
Шагать, однако, Рауфу было непросто, он едва не шлепнулся на чем-то отвратительно скользком. И сразу понял все.
Врач южных окраин России, он в своей практике не раз видел подобные картины. О разгорающихся эпидемиях не любили писать, но самим эпидемиям это было все равно. Они случались нередко, чаще всего весной…
«Неужели и до Москвы доползло! — подумал он. — Хорошо!» Увы, кто бы только знал, сколько не москвичей, которые не любят Москву! Но все они, мерзавцы, стремятся тут жить.
И он увидел Турукина, стоящего на коленях над огромной кучей блевотины. Ни Рауф, ни сам Артист никогда бы не поверили, что человек довольно субтильного телосложения способен произвести такое количество миазмов. Турукин повернул к Рауфу лицо — с мутными глазами, с мокрым, испачканным рвотой ртом.