Да, когда Сахаров писал что-либо, он ВСЕГДА — и в этом его принципиальное отличие от практически всех говорящих и пишущих умные слова, — всегда думал о предполагаемом читателе, автоматически просчитывал дальнейшую «работу» произносимых либо написанных слов. И очевидная официальность приведенных выше цитат из «Размышлений…» о социализме, как «более высокой ступени» и т.п. не случайна — Сахаров рассчитывал на прочтение его труда высшими советскими партийными идеологами и старался говорить на понятном им языке; и резкая отповедь «силам реакции» за преступления во Вьетнаме отражает желание быть услышанным также и западной либеральной интеллигенцией, сотни тысяч лучших, самых честных представителей которой активно боролись тогда против вьетнамской войны. Но этот мудрый и полностью себя оправдавший учет Сахаровым мнений и психологии аудитории отнюдь не означает, что Андрей Дмитриевич написал что-то, не соответствующее его убеждениям. Он никогда не кривил душой, а его неоднозначная реакция на аэродроме в Минводах просто означала, что в этот самый момент, отвечая на мой вопрос, он обдумывал проблему как бы с нуля, с чистой страницы, размышлял вслух. Чего в нем не было совсем — так это взрослого консерватизма. И он умел слушать, не перебивал, не спорил, на глупости почти никогда не возражал — просто молчал. Помню, как, бывало, что-то по молодости лет горячо излагаешь, доказываешь, а в ответ — молчание; и действительно: зачем тратить слова, когда и так все ясно. Для меня это была хорошая школа.
Приведу еще две выдержки из «Размышлений…»:
1. «Как показывает история, при обороне Родины, ее великих социальных и культурных завоеваний наш народ и его вооруженные силы едины и непобедимы» ([2], с. 20). Не только в этой фразе, но и в самом мироощущении Сахарова до и во время написания «Размышлений…» нет и намека на возможную агрессивность СССР, на экспансионистскую сущность советской внешней политики.
2. В «Размышлениях…» Сахаров выдвигает действительно новую для советского сознания идею, что «заведенный в экономический тупик капитализм не будет обязательно вынужден броситься в отчаянную военную авантюру» ([2], с. 38).
Идея, что капитализм не настолько страшен, как это рисует официальная пропаганда, почти революционна для советского сознания тех времен. А через 7 лет мы читаем о советской «экспансии во всех частях света», о невиданно высокой для мирного времени и опасной для всего мира «сверхмилитаризации» советской экономики и ее «хроническом перенапряжении» ([2], c. 92, 94, 114), о