Вы слишком молоды, чтобы понимать, как это мучительно для ученого. Мы с отцом поступали так, потому что не могли скрывать от свинксов знания. Со временем вы, как и я, осознаете, что отказывать в информации своим коллегам-ученым – не меньшая пытка. Когда вы видите, как они бьются над вопросом, и знаете, что легко можете помочь им, когда вы видите, что они ощупью приближаются к правде, а потом возвращаются на ошибочный путь из-за нехватки информации, вам становится и стыдно, и больно, и неловко.
И вы всегда, всегда должны напоминать себе: это их закон, их выбор. Это они построили стену между собой и правдой и накажут нас, если мы позволим им узнать, как много брешей мы понаделали в этой стене. И на каждого жаждущего правды ученого-фрамлинга приходится десяток схоластов-descabeςados [безголовых], которые презирают знания, которые за всю жизнь не породили ни одной оригинальной идеи и посвятили себя копанию в трудах подлинных ученых в надежде отыскать противоречие, фактическую ошибку или прокол в методике. Эти мухи кружатся над каждым вашим докладом, и, если вы хоть раз проявите беспечность, они поймают вас!
Это значит, что вы не можете упоминать даже имен свинксов, если эти имена возникли от смешения культур. «Чашка» сообщит чужакам, что мы научили свинксов элементарному гончарному делу, Календарь и Жнец – сами понимаете. И даже Господне чудо не сможет нас спасти, если они услышат имя Стрелок.
Записка от Либердада Фигуэйры де Медичи к Миро Рибейре фон Хессе и Кванде Фигуэйре Мукумби, извлеченная из файлов Лузитании по приказу Конгресса и предъявленная в качестве вещественного доказательства на Процессе in absentia ксенологов Лузитании (по обвинению в государственной измене)
Новинья закончила работу уже час назад, но не спешила покидать Биостанцию. Клонированные кусты картофеля мирно плавали в питательном растворе. Остается только наблюдать и записывать. Время покажет, какой из сортов даст наиболее устойчивую культуру и самые питательные клубни.
«Если мне нечего делать, почему я не иду домой?» Она не могла найти ответ на этот вопрос. Дети нуждаются в ней, в этом нет сомнений. Не много добра дарит она им, когда уходит в восемь утра и, возвращаясь, застает малышей уже спящими. И все же, твердо зная, что нужно немедленно идти домой, она продолжала сидеть в лаборатории, ничего не видя перед собой, ни о чем не думая, отсутствуя.
Новинья заставила себя вспомнить о доме и удивилась, что не испытывает радости. «В конце концов, – напомнила она себе, – Маркано мертв. Уже три недели. Нельзя сказать, чтобы это случилось слишком рано. Он делал то, для чего был нужен мне, я дала ему в ответ то, чего он хотел, но цепь, связывавшая нас, разорвалась за четыре года до того, как Маркано сгнил окончательно. И все это время – ни мгновения любви. Но я никогда не позволяла себе даже мысли о том, чтобы оставить его. Развод, конечно, невозможен, но разъехаться мы могли. Чтобы он перестал бить меня». До сих пор плохо двигалось и болело бедро, с того раза, последнего раза, как он швырнул ее на бетонный пол. «Какой прекрасный подарок на память, какой сувенир ты оставил мне, Кано, муж мой».