Последнее воодушевляет. Раз есть передники, следовательно, должны найтись и платья. Ну хотя бы одно! И даже размер сейчас неважен.
Повинуясь этим мыслям, подхожу и подныриваю под простынь, чтобы очутиться в следующем ряду. Потом перехожу в третий, и тут оно – чудо! В смысле платье. Простенькое, голубое, но более чем пристойное. А самое занятное – это мой размер.
Я на подобное везенье вообще не рассчитывала, но, увидав искомое, не растерялась. Вновь обратилась к драконьей сущности и, убедившись, что людей и собак поблизости нет, застыла, взывая к родовой магии.
Боль! Да, опять. Как, собственно, и всегда. Но сейчас она приносит какое-то странное облегчение. Я переношу трансформацию очень легко, мне даже не приходится стискивать зубы, чтобы сдержать крик.
А вот дальше – трудней. Драконья шкура спасала от ночного холода, а теперь я ощущаю его более чем отчётливо. Холод обжигает! А ещё я слепа и глуха, потому что «человеческие» возможности бесконечно далеки от звериных.
Ну и ещё кое-что – грязь. Я стою на четвереньках и чувствую, как колени и ладони буквально тонут в тоненьком слое земляной жижи. Это ужасно неприятно, но что делать?
Когда дурнота, сопровождающая процесс трансформации, отступает – поднимаюсь на ноги и вытираю ладони о бёдра. Аккуратно, стараясь не испачкать, снимаю с верёвки платье и устремляюсь туда, где оставила кошелёк. Я не готова воровать у тех, кто живёт в столь скромном доме, я хочу заплатить.
Вокруг очень темно. Луна спряталась за облаками ещё в тот миг, когда я отпирала окно герцогской спальни, и проявиться с тех пор не соизволила. На небе только звёзды, их света категорически мало, но что-то я всё-таки вижу. В частности, замечаю у стены грубо сколоченный ящик, на который можно положить платье. Собственно, это и делаю. После подхватываю бархатный мешочек и спешно развязываю стягивающий его шнурок.
И едва успеваю прикусить губу, чтобы не застонать в голос!
Освещения по-прежнему не хватает, но содержимое кошелька я различаю. Из глубин души тут же поднимается волна раздражения.
Ну Дантос! Ну… светлость! Чтоб ему… жену хорошую и дюжину здоровых умненьких детишек! И расположение императорского семейства! И всего того, чего сам себе желает!
С шипением, достойным разбуженной посреди спячки гадюки, вынимаю полновесный золотой и, сжав в другой руке кошель, устремляюсь к внутренней двери дома – хочу оставить монету на пороге, чтобы точно заметили.
А тут, у лестницы из трёх ступеней, опять удача! На невысокой приставной скамеечке стоят несколько пар башмаков и одни туфли. Чинили эту обувь или просто вымыли и оставили снаружи, дабы проветрилась – понятия не имею. Но сразу же вынимаю из кошеля ещё один золотой, как плату за туфли.