– Я так понимаю, добираться сегодня мы будем долго, – вздохнула со своего места Эйва.
Я скосила на нее глаза: какая сообразительная суккуба!
– Ни в коем случае не выпускай его вперед, – попросила, отключив рацию.
Рыжеволосая ухмыльнулась:
– Пожелания по скорости полета будут?
Я откинулась на спинку кресла:
– Спешить нам некуда. Думаю, если доберемся к девяти утра – это окажется в самый раз.
Подруга качнула головой:
– Четыре часа в одной позе… да он проклянет тебя там, на своем «Хавере»!
– Ничего, – осклабилась я в ответ. – У него всегда есть шанс занять свое место рядом с нами. Ах да! Он же от него отказался! Обрати внимание: сделал выбор в пользу индивидуализма, сознательно и без давления. И кто мы такие, чтобы этому противиться?
Эйва тихонько засмеялась:
– Ты – страшная нелюдь!
С напускным равнодушием я пожала плечами:
– В моих должностных инструкциях нет пункта «быть доброй». А все, за что мне не платят, мною рассматривается исключительно как опциональная функция. Но никак не обязательная для исполнения.
Ну а то, что от коллектива отрываться нельзя, – это факт. Коллектив такого не прощает. И смешки, раздавшиеся за моей спиной в ответ на «наказание» Фенрира, были этому отличным подтверждением.
В двадцать третьем столетии на Земле осталось совсем немного нетронутых мест. Вернее… как – нетронутых? Скорее, мест, трогать которые категорически воспрещалось. Очень показательными в этом плане оказались ледники. Казалось бы, кому они нужны, эти глыбы льда? Однако целые страны объединились ради защиты их от всякого рода напастей. Из последних особенно выделяли две: солнце и людей. И если с первым еще как-то можно было бороться (ледники покрывали специальной пленкой, отражающей большую часть солнечных лучей и препятствующей нагреванию), с людьми дела обстояли куда хуже. Наверное, потому, что их очень много и они все такие разные!
Когда я была маленькая, я не очень хорошо понимала людей. Да и сейчас не всегда с этим справляюсь. Мы, волки, вообще по-другому воспринимаем мир. В более черно-белых тонах, что ли. Но у людей, возможно, в силу их особенного взгляда на вещи картинка получается пестрая и смешанная, а потому их поступки порой кажутся очень странными. Мы пытаемся найти этому объяснение. В конце концов, мы живем в мире людей, и нам приходится подстраиваться под них. А потому в академии, например, был целый курс человеческой психологии. Он длился долгих двенадцать лет и должен был помочь нам мимикрировать под главенствующую расу. Мы изучали много чего: философию, религиозные течения, человеческие изобретения, их историю и особенно – искусство: кино, поэзию, театр… даже комиксы! И все в попытке найти ответ на главный мучающий нас вопрос: почему, даже зная наперед, что их поступки нанесут вред, люди все равно их совершают? Я не говорю, что нелюди всегда все делают правильно, но ведь семьдесят лет зачем-то воевали именно люди! И четыреста лет до этого уничтожали планету тоже они, хотя первые две сотни были свято уверены, что деваться им с нее некуда. И где логика?