– Немедленно всем одеться! – сказал я после сделанной работы, обращаясь к остальным. – Давайте проведем остаток вечера за празднованием этого Железного креста! Я со своей стороны жертвую свой последний запас кофе в зернах, а все остальное предоставляю вашей фантазии!
Генрих с важным видом прошептал:
– Я достал картошку и с удовольствием пожарил бы ее, но у меня нет жира!
– Это не проблема! – успокоил его я. – Я прописываю каждому из нас по две столовых ложки касторового масла. Надеюсь, этого хватит, чтобы пожарить картошку!
– Касторовое масло! – с неподдельным ужасом воскликнул Генрих. – Да после этого у нас у всех будет сильнейший понос!
– В том-то и дело, что нет! – успокоил я его. – Ну что, вы удивлены, не так ли? Я специально не говорил вам об этом, чтобы вы не стибрили у меня весь запас касторки. Но давайте сегодня сделаем исключение. Следующее исключение сделаем тогда, когда кто-нибудь из вас получит Железный крест. А что касается касторового масла, то достаточно несколько минут прогреть его на сковородке, и оно превращается в отличное пищевое масло!
Генрих все еще продолжал недоверчиво смотреть на меня.
– Никакого поноса не будет, даю слово! – с улыбкой сказал я.
На следующее утро русские атаковали наш правый фланг и дорого заплатили за это. Мы сразу же перешли в контратаку и долго преследовали бегущего противника, которому снова пришлось оставить на поле боя много убитых и раненых, большое количество оружия и военной техники. В течение дня мы с боем продвинулись дальше на северо-восток, форсировали полноводную реку и последовательно заняли пять деревень, лежавших вдоль дороги на Торжок. К полудню 24 октября мы уже находились всего лишь в двадцати километрах от Торжка и занимали позицию перед деревней Мошки. Как установили наши разведывательные дозоры, а также по сведениям воздушной разведки, деревню занимали многократно превосходившие нас по своей численности силы противника,[56] и она была хорошо защищена многочисленными полевыми укреплениями.
Во второй половине того же дня рядом с расположением батальона приземлился легкий самолет «Физелер Шторьх», из которого на землю спрыгнул известный воздушный ас генерал авиации барон фон Рихтгофен. Он прибыл на совещание с командиром дивизии генералом Аулебом, полковником Беккером и другими высшими офицерами дивизии. На следующий день наш полк должен был атаковать деревню Мошки, и фон Рихтгофен обещал прислать для поддержки пикирующие бомбардировщики.
Погода снова ухудшилась, пошел сильный дождь, временами перемежаемый короткими снежными зарядами. Мы промокли до нитки и так и не дождались подвоза боеприпасов и продовольствия. Не было никакого намека и на обещанное зимнее обмундирование. Я сам чувствовал себя тоже не очень хорошо – вероятно, у меня начинался грипп. 25 октября в 13:45 Генрих и я лежали в неглубокой ложбине примерно в трехстах метрах от русских позиций. Вражеский пулеметный огонь то и дело вспарывал воздух над нашими головами. Мы увидели, что с запада к нам приближаются четырнадцать немецких пикирующих бомбардировщиков, летевших ровным строем. Прямо над нами они начали почти отвесно пикировать к земле, включив свои сирены, издававшие душераздирающий вой. Нам с Генрихом казалось, что они летят прямо на нас. Несмотря на то что мы полностью доверяли мастерству наших пилотов, мы невольно крепче прижались к земле. Затем самолеты начали один за другим выходить из пике, а их бомбы с ювелирной точностью посыпались на русские позиции. Земля задрожала. В воздух взметнулись балки, пыль, комья земли, покореженные взрывом вражеские пулеметы и изувеченные тела красноармейцев. Мы как зачарованные наблюдали за происходящим. Противник отвечал лишь редким зенитным огнем из одной или двух зениток. Когда пикирующие бомбардировщики пошли на бреющем полете на второй заход, поливая вражеские позиции огнем бортового оружия, бойцы нашего батальона тоже поднялись в атаку. Они снова штурмом захватили русские позиции, уничтожая в рукопашном бою каждого, кто не поднял руки вверх. К 17:00 деревня Мошки была уже полностью в наших руках.