– Построиться в походную колонну! – прошептал я. – Шагайте уверенно и попытайтесь выглядеть как русские!
Я встал во главе колонны. Маленькая группа раненых шагала за мной. Наши сердца бешено колотились, а руки судорожно сжимали карабины и автоматы, в любой момент мы были готовы нажать на спусковые крючки. От одного из низких сараев, стоявших слева от дороги, нас окликнули по-русски.
– Продолжать движение – не стрелять! – умоляюще прошептал я.
У вражеского часового не должно было возникнуть никаких сомнений, он должен был издали принять нас за своих. Действительно, кто бы еще, кроме русских, мог так открыто идти по этой дороге в такой поздний час?
Однако продолжать идти по этой дороге и дальше показалось мне слишком рискованным. Как только мы отошли от часового достаточно далеко и он не мог слышать нас, мы свернули с дороги и стали пробираться по сугробам справа от нее. В конце концов мы добрались до живой изгороди, проходившей параллельно дороге. С подветренной стороны изгороди снег оказался не таким глубоким. Мы пошли вдоль нее, пока не оказались точно между двумя деревнями. Стараясь держаться на одинаковом расстоянии от обеих деревень, мы с бьющимися от волнения сердцами двинулись в сторону наших позиций. Все уже посчитали, что самая трудная часть пути осталась позади нас, и начали поздравлять друг друга. Но тут около росших впереди кустов мы заметили неглубокий окопчик, вырытый прямо в снегу. В нем был установлен пулемет, вокруг которого на корточках сидело четверо или пятеро красноармейцев. Они располагались прямо перед нами и пристально всматривались в направлении позиций, которые занимал наш батальон. Конечно, они были уверены, что только оттуда им может грозить опасность. Я молча поднял вверх правую руку. Не издав ни звука, все тотчас собрались вокруг меня.
– Стрелять только по моей команде! – прошептал я.
Мы начали осторожно подкрадываться к пулеметному гнезду. В свете звезд я заметил, как один красноармеец повернул голову в нашу сторону, тогда я не мешкая тотчас спустил курок. Сраженный очередью моего автомата, он рухнул навзничь рядом со своими товарищами. Один из моих раненых бросил гранату, а остальные открыли по русским ураганный огонь. У красных не было ни единого шанса на спасение.
Мы со всех ног бросились в сторону наших позиций. Когда два других вражеских пулемета открыли огонь, нам пришлось залечь в небольшой ложбине недалеко от нашего переднего края. Однако оказалось, что русские не заметили нас и стреляли наугад, и мы решили двигаться дальше.
Чтобы не попасть под пули своих же товарищей, мы ползли вперед очень осторожно. Когда мы были уже не очень далеко от нашего переднего края, я послал вперед унтер-офицера с легким обморожением, чтобы он установил контакт с нашими бойцами, державшими оборону на этом участке. И он справился с этим заданием. Уже через десять минут я тряс руку сияющему от радости Штольце. А окружившие нас бойцы 10-й роты внимали несколько приукрашенному рассказу раненого обер-ефрейтора, который для пущего драматизма немного сгустил краски.