– Мы должны как можно быстрее доставить его на дивизионный медицинский пункт! – сказал я ездовому. – Как можно быстрее, но в то же время и как можно осторожнее… Ему противопоказана любая тряска!
– Так точно, герр ассистенцарцт! Я обязательно доставлю его туда! – ответил незнакомый ездовой.
– Так давайте же быстрее! Поехали!
– Так точно, герр ассистенцарцт! Но я могу и один справиться с этим! – удивленно ответил солдат и как-то странно посмотрел на меня.
– Не теряйте время на разговоры! Поехали!
Я схватил лошадь под уздцы, и мы быстрым шагом прошли мимо Терпилово, обогнули деревню справа и двинулись в направлении Волги, на другом берегу которой где-то должен был находиться дивизионный медицинский пункт Шульца. Никто из нас не проронил ни слова. В моей голове проносились путаные мысли о том, как можно было бы спасти моего друга: специальным самолетом из Старицы, к специалистам, нейрохирургическая операция на мозге…
Наконец мы подошли к замерзшей реке. Я осторожно придерживал сани, чтобы спустить раненого с крутого берега без большой тряски. Мы пересекли реку по заснеженному льду и с трудом снова взобрались на противоположный берег. Однако неожиданно я осознал, насколько тщетны все наши усилия. Я вынул из своей медицинской сумки чистую карточку раненого и написал несколько строк оберштабсарцту Шульцу, умоляя его сделать все возможное. В сущности, это тоже не имело никакого смысла, так как Шульц в любом случае сделал бы все, что в его силах, и, кроме того, он был лично знаком с Кагенеком. Тем не менее я прикрепил карточку к пуговице нагрудного кармана его мундира и, словно прощаясь, несколько секунд вглядывался в его лицо. Его дыхание было глубоким и ровным. Однако для него Россия, будущее нашего народа, 3-й батальон и его друзья принадлежали уже к иному миру.
Лошадка стронула сани с места, а я остался на берегу Волги и смотрел им вслед, пока они не исчезли вдали. Тогда я повернулся и снова одиноко побрел по дороге в Щитниково. Я даже не помню, как добрался до места. Словно сквозь дымку я видел нечеткие контуры людей и в то же время не видел их. Кто-то сообщил мне, что Петерман погиб; но я так и не смог до конца осознать это. И даже если бы мне сейчас сказали, что скоро для всех нас пробьет последний час, это не смогло бы тронуть меня.
Множество погибших русских и немцев лежало вперемешку в Щитниково и вокруг деревни. Их трупы громоздились на покрытой льдом дороге, лежали между домами, свисали из окон, торчали из сугробов, наполовину погрузившись в снег. Но одного из погибших я сразу узнал. Это был Бруно. Он лежал на спине, направив взор своих остекленевших глаз в небо. Когда бой уже почти закончился и проводилась зачистка деревни от последних вражеских солдат, был ранен Кагенек и погиб находившийся рядом с ним Бруно. Через полчаса вся деревня Щитниково снова была в наших руках.