Дюжий казак положил руку на плечо Горобца:
— Но-но! Охолонь трошки!
Вперёд выдвинулся самый старший в отряде седоусый казак в чекмене.
— Ты пошто волю такую взял? Рыкаешь, аки лев, за шашку бездельно хватаешься? Или не ты сам Галушку на гибель послал?!
— А ты чего, Ус, цепляешься? Сивый уже стал, а всё как малое дитё! Или я тебя спрашиваю? Я спрашиваю Ермолая. Он свою вину знает. Пусть и ответ держит.
— Ты не поп, и я не на исповеди, чтобы отвечать тебе! — повёл свою атаку Ермолай на ненавистного старшину. Он видел, что казаки не дадут его в обиду, и осмелел. Казаки одобрительно заулыбались находчивости Ермолая.
— Верно! Ты, Горобец, казаков бездельно послал, ты и отвечай! Ты пошто их без прикрытия отпустил?! Вогнал их в беду, да ещё и виноватишь?!
Горобец слушал, поигрывая тростью, что добыл в боярской вотчине. Выражение его лица становилось более миролюбивым.
— И чего ты, Ус, причепился до меня? А Галушку мы отобьём у ногаев. Коли не отобьём — выкуп дадим. Или вы не знаете меня, своего старшину?
...Улус тем временем снялся с места. Казаки искали его ближе к Дону, но ногаи отошли к Азову. Отступление улуса прикрывал сторожевой отряд из ногаев, и когда казаки достали их в степи, ногаи клялись, что в глаза Галушку не видели. Ермолай вернулся на их прежнее стойбище, осмотрел ближайшие балки и овраги, но и следов пропавшего казака не сыскал.
Между тем станичники начали собираться в новый поход. Ермолай холил Смарагда и чистил оружие. На душе было сумрачно. Дошли до него неподобные слухи про Ксению, будто без него она путалась с Горобцом. На подворье, где стоял, идти не хотелось, боялся разговора с Ксенией.
Старшина тем временем был на хозяйском базу, чистил и скрёб железной щёткой своего коня. Конь, подрагивая кожей, переступал с ноги на ногу. Горобец быстро глянул на подошедшего, кинул, не отрываясь от своего занятия:
— Запозднился ты, Ерёма. Казаки давно прискакали.
— Не хотел ни с чем возвращаться.
— Сразу надо было думать, чтобы не передумать. Чудеса не колеса, сами не катятся.
И, помолчав, вдруг спросил:
— Ты, сказывают, сватов к девке засылаешь?
И столько яда и злобы было в его голосе, что Ермолай, вспыхнув, осадил Горобца:
— Не твоё дело!
— Всыпят тебе горячих — узнаешь!
«В каждую пельку лезет сучий хвост!» — кипел Ермолай, ещё не понимая, какой скверный смысл таился в интересе Горобца к его делу.
— Не слыхал, Кривченя, не приехал батька Ксении? — не утерпел Ермолай спросить встретившегося ему казака.
— Про батьку слуха нет, а про девку слыхал. Да пересказывать не хочу. У нас к таким девкам сватов не засылают.