Но в одно утро Стив проснулся с ясным пониманием, что его мужская сила исчезла. Что как мужчина, в сексуальном отношении, – он абсолютно бессилен. И никаких объяснений, почему это случилось и за что он так наказан, не было. Ему сразу стало очевидным и то, что это бессилие у него – не временное, не на день или неделю, а надолго, быть может, на всю жизнь.
Обращался к врачам. Принимал таблетки, делал тесты, проводил утомительные часы за различными упражнениями. Ходил и к «знахаркам», покупая у них разные травы. Пробовал искусственно себя возбуждать: смотрел порнографию, несколько раз сходил в стриптиз-клуб. Ничего не помогало.
Все это можно было скрывать от друзей и состарившихся родителей. Невозможно это было скрыть от Джейн. Они расстались. Не сразу – приблизительно через год после того, как это случилось.
И для Стива рухнули надежды иметь крепкую семью, детей. Четыре лебедя на водной глади: заботливые родители, а между ними – несмышленые лебедята... Не будет этого никогда! Некому будет ему читать книжки про рыцарей. Не гладить ему волосы дочери, сидящей у него на коленях. Не целовать по ночам жаркую Джейн. Все это похоронено в душе Стива...
Из коллег, разумеется, никто не понимал, почему этот веселый, благополучный полицейский не женится и зачем ходит в старый парк кормить лебедей. Его родители умерли, так никогда и не узнав про беду сына.
Он обвыкся, приспособился к такой своей участи. Конечно, можно его упрекнуть в том, что его веселость и открытость – не натуральны, что он носит маску весельчака, под которой несчастный человек скрывает от всего мира свою трагедию. Все же его добродушие – естественное, случившееся его не озлобило, не превратило в лицемера или в завистника чужого счастья.
2
Однажды в осеннем парке Стив встретил молодую женщину. Он кормил птиц. Но почему-то, против обыкновения, некоторые из лебедей, схватив кусочек-другой, отплывали от него, устремляясь куда-то. Стив повернул голову и увидел на берегу, в осоке, крохотную женщину в светлом плаще, с распущенными черными волосами. Она тоже бросала птицам крошки.
– Не знал, что у меня появился такой серьезный конкурент, – пошутил он, подойдя к женщине, складывая вчетверо уже пустой целлофановый пакет.
– А я вас тут видела в прошлый раз. Но вы были так заняты, что меня не заметили, – прозвенела она в ответ.
На вид ей – лет тридцать. Но сказать наверняка про ее возраст было трудно – в ее необычайно белом, с правильными чертами лице было нечто таинственно ускользающее. Во взгляде темно-карих глаз странным образом соединялись и тревожная застенчивость, и дерзость, и доверчивость. Ощущение неопределенности возраста женщины усиливала ее маленькая, исполненная удивительной грации, фигура.