Так и Влад – мало чем отличался от других родителей, желал Матвею счастья. С тех пор, как Матвей встал на ноги и пошел, Влад внимательно приглядывался, стараясь понять, каков же он – его сын? И как его воспитывать?
Сын – красавчик. Когда крестили его, священник взял на руки ребенка, завернутого в белую пеленку, верхний уголок которой случайно накрыл личико Матвея, и от такого дискомфорта малыш расплакался. Приподняв край пеленки с лица, священник на миг замер:
– Бат-тюшки, какой красавец! Просто писаный Иван Царевич. Хоть в Голливуд отправляй. Такая красота для мальчика – большой соблазн.
Возле них стояла купель – большая металлическая чаша, полная воды. И опустили в нее раба Божьего Матвея, голяком, головой вниз, только пятки сверкнули...
Красота, конечно, это – хорошо. Хотя, с духовной точки, для мальчика и соблазн – быть очень красивым. Но пока Матвей еще слишком мал, чтобы будоражить сердца женщин. Пока его красота милует глаз только родным, соседям и учителям в школе.
Рисунок губ у него – мамин, и разрез голубых глаз – мамин, а русые густые волосы и ровный нос – папины. Худенький, гибкий, ростом чуть выше среднего. Несколько раз Владу и Гале предлагали снять сына в рекламе детских товаров, но Галя не согласилась: лицо ее сына будет на упаковках памперсов или детского противовоспалительного крема – зачем это надо?
Так что, пока пребывает Матвей в безвестности. Ждет его красота своего часа.
Как-то постепенно, день за днем, месяц за месяцем, начал Влад замечать в своем сыне многие качества друга Юрки. Нужно сразу оговориться: никаких поворотов сюжета с тайными изменами, где потом вдруг откроется, что папа ребенка – вовсе не тот, кто по документам, а совсем другой дядя – верный папин друг! Ничего подобного в этой истории нет и в помине. Родители Матвея – Влад и Галя, родители и по плоти, и по документам. А Юрка – друг детства – далеко-далеко, в Киеве. Галю в своей жизни видел лишь один раз – на свадьбе, когда она выходила замуж за Влада.
Но явные артистические наклонности, как когда-то у Юрки, Влад все чаще обнаруживал в своем сыне. Матвей обладал чувством стиля, все в нем дышало артистическим самолюбованием. Устраивал шоу перед зеркалами: скажем, с зачесанными назад волосами, в солнцезащитных очках и с детской гитарой в руках. Подергает струны гитары, поорет. Затем примет эффектную позу и воскликнет:
– Супер-стар!
Имел ребенок и явные художественные задатки: просто так, от нечего делать, вдруг брал чистый лист бумаги и карандаши, садился к столу и быстро, почти без исправлений, рисовал пестрого попугая или леопарда. В необычном колорите, в правильных пропорциях, с передачей движения.