В тесноте да не в обиде. Зато у нас под кроватями постоянно стояли ящики с продуктами, мы не ленились сходить в "Океан" за мороженой камбалой. Почти ежевечерне в комнате жарилась картошка с луком, тушенкой и чесноком. Одуряющие ароматы сквозь щели в двери разносились по коридору ротной общаги, заставляя призывно урчать желудки непричастных к пиршеству курсантов.
Воробей жил в комнате напротив. Как только первые молекулы картошки с мясом просачивались сквозь плотно закрытую дверь, он появлялся в коридоре и настойчиво начинал "конить":
– Пацаны, дайте поесть, я знаю, что вы там жарите картошку. Мне много не надо.
– Кисэль, нам лишний рот хуже пулемета. Нас шестеро, а сковородка одна. Иди, погуляй
– Парни, я умру от голода. Моя смерть будет на вашей совести!
– Ладно, Киса, заходи, но только быстро, чтобы хвостов за тобой не было.
– Хвосты рубим! – радостно восклицал Воробей, впархивая в гостеприимную комнату.
– Киса, – однажды спросил Женя, а сколько ты смог бы съесть жареной картошки за раз?
– На халяву, сковородку бы съел, – уверенно ответил Воробей.
– Давай спор, если съешь сковородку, будем тебя всегда кормить, если не сможешь, больше не просись. Годится?
Наивный Женя, глядя на тощего Воробья, не мог даже предположить насколько безразмерным окажется Воробьиный желудок.
Киса спор с радостью подхватил. Сел и у нас на глазах слопал всю нашу картошку, которую мы готовили на шестерых. Потом медленно встал, одновременно с последней отрыжкой выдавил из себя сиплое "Спасибо" и тихо вышел.
– Следующий раз на семерых придется готовить, – мрачно сказал я.
– Кто же мог такое представить? – развел руками Женя.
Киса столовался у нас по результатам спора еще пару раз. Потом перестал халявничать. То ли занят был, то ли нашел другой источник пропитания.
ВЕРТОЛЕТ И ЖЕНЩИНА НА СТЕНЕ.
Чтобы хоть как-то украсить унылое жилище, устроенное из разоренной Ленинской комнаты, я нарисовал пастелью на выкрашенной водоэмульсионкой стене улыбающееся лицо женщины. Получилось так себе, но остальные пятеро жителей идею превратить комнату в картинную галерею восприняли с восторгом и потребовали продолжения банкета. Ну, как откажешь друзьям? Тем более, что нарисованная на бетоне рыжеволосая дама с ярким макияжем смотрела весело и нежно, как бы сочувствуя скучному курсантскому быту, да еще в такой теснотище.
Даже подполковник Расщепкин, этот непримиримый борец с курсантским либидо, заявивший однажды по поводу эротических плакатов:
– Совсем опустились курсанты! В комнате на стену прилепили трех голых баб. Двух я отодрал! Третью не смог, пришлось звать дневального, – и тот ничего дурного с портретом на стене сделать был не в состоянии. Разве что ногтями отскрести.