У мамы была удивительно добрая улыбка. Очень добрая.
- Спасибо. Я так и поступлю, мама. Тебе что-нибудь нужно?
- У меня всё есть, Витенька. Иди, поужинай. И тебе нужно поработать. А телевизор выключи, я немного устала, хочу поспать.
У мамы был ясный ум и потрясающее самообладание всегда - и тогда, много лет назад, когда она была здоровой, полной сил женщиной, и сейчас. Эту черту характера матери я восприќнимал, как данность, как само собой разумеющееся. Её воля к жизни вселяла в меня надежду на лучшее. Но всему есть предел. Зная беспощадный врачебный диагноз, мне каждый день из всех шести лет было мучительно видеть её угасающую, обездвиженную и беспомощную, разговаривать с ней, даже касаться её. Всякий раз, сидя у её постели и произнося заученные слова: "Врачи сказали, что ты скоро пойдёшь на поправку...", я кусал губы, чтобы не застонать, а поќтом чувствовал привкус крови во рту. А она улыбалась и, казалось, доверяла мне, повторяя как когда-то в детстве: "Я знаю, всё будет хорошо, сынок". С каждым прошедшим годом лгать себе и ей становилось всё тяжелее. Поэтому, бродя по квартире, словно помешанный, я не находил покоя и, как молитву, поќвторял про себя: "Дай знать, сколько ещё осталось, Господи!"
Ночная тишина была мне ответом.
"Бабы умеют нами манипулировать..." - крутилось у меня в голове Колькино наставление всё то время, пока я утром следующего дня поднимался по офисной лестнице. Я шёл к Орловой, предварительно позвонив секретарю и получив разрешение. Какое-то вязкое и неприятное ощущение неуверенности, что я делаю что-то не так, и страха - а вдруг она всё поймёт не так, владели мной. А если она не правильно поймёт меня, и я низко паду в её глазах? Что тогда? Но если меня не назначат начальником отдела сейчас, то ждать следующего шанса, чтобы приблизиться к Вере Орловой - моему идеалу женщины - придётся очень долго. Как же всё плохо! Что ни выбери - везде плохо. Колени подгибались, когда я шёл. На предпоследней ступеньке лестницы нога задела за край и я споткнулся. "Удачи не будет!" - машинально всплыло в голове. Но я двинулся дальше.
Секретарь доложила о моём появлении и пригласила пройти в кабинет. Вера Сергеевна, как обычно, сидела на своём рабочем месте.
Закрыв за собой дверь и пройдя долгий путь по длинному кабинету, я стоял перед её столом дурак-дураком, лихорадочно соображая: что бы сказать? Она спокойно дочитала страницу какого-то бумажного документа, - судя по грифу бланка - очень важного, - закрыла папку, сняла очки и посмотрела на меня. В усталых зелёных глазах её высветилось тепло, на высоком открытом лбу обозначилась первая морщинка. Господи, настоящая женщина! Как мне хотелось пожалеть её сейчас, сказать тёплые слова, обнять, прижать к груди! Её добрая улыбка добила меня совсем, я пошатнулся, будто размякли суставы ног, и без спроса рухнул на стул.