Вдруг за окном, возле нас, зафыркал, зашипел паровоз, загрохотал поезд. Свисток, и поезд стал. Вслед за этим раздался хохот ребятишек:
- А ну, дедка, еще! Свистни. Ну, как соловьи. Дедка, свистни...
И в избу вошел обтрепанный беззубый старикашка, за ним - стая детворы.
- С праздничком! Полковнику выпить. Возрадуйся, плешивый, над тобою благодать, во всю голову плешина, волосинки не видать! - Он обнажил лысую голову и ударил в ладонь шапкой.
- Это из соседнего села пастух, тоже на праздник к нам притащился, недружелюбно пояснил нам хозяин. - Посвисти соловьем, потешь ребятишек-то.
- Свистни, дедка, свистни!
Дед закрыл гноящиеся глазки, приставил к губам пригоршни и раскатился соловьиной трелью. Он насвистывал, тренькал, щелкал с изумительным искусством. Дорого дал бы Станиславский за такого соловья. Дед выпил самогонки, прикрякнул уткой и принялся рассказывать разные побаски и присказки. Большинство их нецензурно, но детвора, старухи и даже учительница покатывались со смеху.
- Птицу я люблю, лес люблю, цветы, - шамкал старикашка. - Хорошо на божьем свете... Ей-бо. Я, бывало, соловьев лавливал...
- Дедка, расскажи еще чего-нибудь, дедка! - приставали ребятишки, утирая заплаканные хохотом глаза.
- Фють! - свистнул дед, притопнул ногой и встряхнул лохмами на рукавах. Нну! Жила-была деревня на возрасте лет, жил в этой деревне старик с мужем, детей у них не было, только маленькие ребятишки...
- Ха-ха-ха!..
- Вот чем пробавляется наша детвора, - грустно заметил учитель.
Дождь кончился. Мы двинулись дальше.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.
"Только власть марает". - Деревня Дядина. - Заграничная кепка. - Еще о педагогах. - Небывалое событие. - Наши и ваши. - Войнишка. - Белые и красные.
Праздник выдыхался, но пьяные все еще попадались. Нас обгоняли на подводах возвращавшиеся домой гости. Вот важно прокатил председатель волисполкома. Про него случайный попутчик наш, молодой крестьянин, не так давно возвратившийся из германского плена, сказал:
- Тоже называется - председатель. В тюрьму бы его, подлеца. Только власть марает. Взяточник, пьяница, ругатель. Да вот вчера... Нажрался ночью, парни стрелять в него хотели, а, может, постращать по пьяному делу. Он в пустую избу забежал, да под кровать. А двое милицейских легли на брюхе, в избе же, вроде охраны, и револьверы направили в дверь. Дверь, конечно, на крючке. А парни в сенцах тоже на брюхе лежат, и револьверы тоже в дверь уставлены. Да так все и уснули. Потом утром все вместе выпивать пошли. Не знаю, врут ли, нет ли. Сват мне сказывал, Павел.