— Что с ним? — подступалась она несколько раз к Ингриде Яновне, но та лишь пожимала плечами, показывая взглядом на профессора: он де, мол, скажет, потерпи немного.
Но Пётр Ильич неспешно убирал в саквояж приборы, озабочено молчал, и по всему видно, не собирался пускаться в откровения. Морозов так же молчал, соблюдая приличия ученика и младшего по рангу.
На столе стоял стеклянный кувшин с тёмно-вишнёвой жидкостью, — его принесла Наталья по просьбе Курнавина. По его же рецепту она изготовила питьё для Бориса.
— Надеюсь, не спиртное? — спросил Чугуев, намереваясь попить из кувшина.
— Не спиртное, но я и не знаю, что это, — пояснил Борис.
Все обратили взоры на кувшин, а хозяйка склонилась над ним, понюхала.
— Пахнет хорошо, — цветочным мёдом, и ещё чем-то. Что это? Тебе принесла Таша?..
— Да, Наташа. Но состав изготовлен Курнавиным.
Борис помолчал, потом серьёзно, ни на кого не глядя, сказал:
— Мне было плохо, — думал, концы отдам, так Николай Семёнович — точно из земли вырос. И помог мне. Спасибо тебе, мама — он, кажется, действительно волшебник.
Елена Евстигнеевна всплеснула руками:
— Опять твоё сердце!
— Успокойся, мама. Теперь всё хорошо.
— У вас был приступ? — спросил профессор.
— Да, Пётр Ильич, я был в лесу, и мне сделалось плохо. Сдавило вот здесь — под ложечкой и под лопаткой.
— А он, Курнавин, как он очутился возле вас?
— Говорю: словно вырос из-под земли. Как раз в тот момент, когда от внезапной боли я терял сознание.
— Ах, дура я, зачем отпустила тебя одного!
Все укоризненно посмотрели на Елену Евстигнеевну. К ней подошёл супруг её, Пётр Петрович. Мягко взял за руку, сказал:
— Дорогая, пусть он расскажет всё по порядку. Пойдём к камину, ты вся дрожишь.
Профессор хотел знать подробности:
— Очевидно, он шёл вслед за вами, не упускал из вида?
— Может быть, — согласился Борис. — Только всё это похоже на чудо, и я толком ничего не могу объяснить.
— Это — экстрасенс! — с жаром вступила Елена Евстигнеевна. — Один из самых видных в Москве. Мы с Петенькой, — она взглянула на стоявшего у её плеча мужа, — заполучили его с большим трудом.
— Ах, Елена Евстигнеевна! Вы вновь со своими колдунами! — с раздражением воскликнула хозяйка.
Елена Евстигнеевна опустила глаза. Её всегда смущал бесцеремонный грубоватый тон Ингриды.
Пётр Ильич, как бы не замечая диалога женщин, задавал деловые, свойственные для врача вопросы:
— Что же он сделал, этот самый экстрасенс? В чём выразилась его помощь?
Ингрида пожала плечами; она не скрывала раздражения по поводу пустяков, о которых расспрашивал профессор.
Между тем учёный говорил: