— Вы ходатайствуете о заключенных?
— Да, я, — отвечает доктор.
— Разве они не правильно осуждены?
— Правильно, но содержатся безчеловечно.
— А что до этого святому Синоду?
— Здесь — духовные отцы и носители Христовой любви и правды.
— Вы содействуете умножению преступности.
— Нет, я добиваюсь Евангельской правды и человеческого отношения к людям.
Так или иначе, а доктору предложили удалиться с этим вопросом и разрешать его в гражданских инстанциях.
Доктор Гааз плакал от огорчения. “Как это так, — думал он, — кто же теперь может помочь мне, если и святители Христовы забыли дело милосердия Божия!”
Однако он не оставил своих усилий. Ходил в прокуратуру и Синод, всех тревожил, всем надоедал; наконец, чтобы отделаться от назойливого просителя, Синод снова вызвал доктора к себе.
— Вы ходатайствуете о заключенных? — спросил его митрополит.
— Да, я, — ответил доктор Гааз.
— Разве они неправильно осуждены?
— Правильно, но содержатся безчеловечно.
— А что до этого святому Синоду?
Доктор Гааз перестал отвечать. Ему казалось, что над ним бездушно издеваются, а также — над всем страждущим осужденным миром.
“Вы добиваетесь облегчить участь заключенных?” — опять невозмутимо спросил его митрополит.
Доктор молчал. Он чуть не плакал. Нет, не от злости, а от той холодной канцелярской бездушности, безучастности, которые звучали “медью звенящей” в устах митрополита.
“Вы забыли, что они осуждены по закону”, — опять сказал митрополит.
Доктор не выдержал. Он взглянул святителю прямо в глаза и сказал:“А вы, Владыко, забыли Христа, Он тоже был осужден по закону”. Он повернулся и вышел.
О, бедные осужденные! Как они любили доктора Гааза! Он давал им маленькие Евангелия, писал им на клочке бумаги короткие молитвы, сидел ночами около умирающих, писал последние письма их родным: женам, детям, старенькой матери. Поистине он был их родным отцом и матерью, смягчая их грубые, озлобленные сердца Евангельской любовью. И все же доктор Гааз добился своей цели. Он выработал новый проект облегчения ножных и ручных кандалов. И этот его проект был утвержден высшей властью. Раньше кандалы были так тяжелы, что в них заключенный мог пройти всего несколько шагов. Теперь кандалы стали называть именем доктора “Гааз”. Они были значительно легче и удобнее. В них заключенный мог свободно ходить, работать и отдыхать, а главное — молиться и стать новым человеком. Но не новым… заключенным.
Говорят, что, умирая, доктор Гааз молился и плакал. Он просил Господа, чтобы Господь и Освободитель избавил человечество от всяких уз, и телесных, и духовных, и даровал миру свободу во Христе.