Тишина. Среди ночи просыпаюсь от непонятных криков, доносящихся с пролива.
Облокачиваюсь и спрашиваю в темноту.
— Кричат? Что случилось?
— Сазана пугают, — немедленно отвечает Кураев.
Оказывается, туркмены-рыбаки, сделав заброд стометровой волокушей, перед тем, как замкнуть в кольцо ее правый и левый концы, некоторое время бредут против течения, хлопают палками по воде и кричат. Это называется загонять сазана в волокушу.
Пытаюсь снова заснуть, но напрасно. Ветер стучит стеклами окон и где-то в щелях пола рассыпается тоненьким свистом. Проходит час, может быть, больше, и затем сразу становится светло. Здесь нет сумерок вечера и нет предрассветной мглы.
Занавес мира открывается сразу, и солнце внезапно появляется на горизонте, бросая вперед и вверх золотые с багровым отблеском лучи. Я еще лежу под одеялом, когда входит туркмен-юноша лет семнадцати и что-то быстро-быстро говорит Кураеву на непонятном мне языке. Как горох по столу, рассыпается разговор.
Он уходит.
— Араз, — Кураев кивает головой в сторону ушедшего, — повезет тебя проливом на морскую лодку. Вставай!
Повинуюсь и спешу одеваться. Через полчаса я садился в окрашенный в желтый цвет кулас Араза. Подняли парус, и кулас, нагнувшись бортом, полетел по проливу к морю.
Араз оказался веселым и разговорчивым собеседником. Он выспросил у меня, откуда я, зачем приехал, где был, куда поеду потом — словом, произвел мне полный экзамен.
Наступила и моя очередь.
— Ты — рыбак или служишь на промысле?
— Служит, — отвечает Араз.
— А где живешь постоянно?
— Лето промысла, зима аул. — Надо подразумевать Гасан-Кули. — Когда работа есть, другой месть пойду! — засмеялся Араз. — Тебя везу, тихонько аул пойду, — продолжал он. — Мой жена там!
— У тебя жена есть? — удивился я.
— Есть! — лукаво подмигивая, подтвердил Араз. — Теперь хороший советский закон, калым нет. Наш бедный платить нет. Мой жена тихонько бегал один конца, а я другой конца исполком, там писал и кончал! Ай, хороша!
Араз громко засмеялся, радуясь и, видимо, вспоминая, как он с женой, обманув стариков-родителей, зарегистрировался в ЗАГС'е и теперь на основании закона без всякого выкупа обзавелся женой. Для бедняка-туркмена это большое и раньше недоступное счастье.
Араз приподнимается с кормы и что-то рассматривает впереди.
— Кзыл-газ! — Он указывает на вереницу белых фламинго, стоящих в воде в ста метрах от нас.
Когда Араз садится, его куртка распахивается, и на рубашке я замечаю какой-то значок. Ни надписи, ни рисунка не могу разобрать — все стерлось. Значок привлек мое внимание, и, теряясь в догадках, я наконец спрашиваю: