Как будто этот дурацкий слиток для неё важнее всего!
Соня мысленно выкрикнула это и опомнилась. А чего она ждала? Что поцеловавшись с нею, Разумовский немедленно откажется от своей Даши и сделает предложение княжне Астаховой?
- Погодите, сейчас я напишу ответ, - сказала она лейтенанту Князеву и прошла к себе.
Письмо получилось коротким и сухим. "Уважаемый", "примите мою благодарность", "думаю, вы можете сообщить обо всем брату" и все. Он хочет забыть о том, что было между ними? Хорошо, пусть так и будет!
Агриппина-таки уговорила графского посланца выпить чаю, и когда Соня появилась перед ним с письмом, он испуганно вскочил, неловко подхватывая упавшую с колен салфетку.
- Подполковник написал, что я могу располагать вами, - бледно улыбнулась она.
- Так точно!
- Вот я и приказываю вам, сидеть и спокойно пить чай, а потом возвращаться в полк на извозчике.
Она попыталась вручить лейтенанту деньги, но он, краснея и смущаясь, категорически отверг их, уверяя, что подполковник дал ему достаточно денег. Соня меланхолически кивнула ему и вернулась к себе. В конце концов, у неё ещё есть дела. Например, прочитать письмо графа Воронцова, кстати, выходца из рода древнего и славного, и при том человека свободного, не обремененного юными невестами.
Письмо Воронцова оказалось коротким. Дмитрий Алексеевич извинялся за свой "невольный" опыт, как он писал, и уверял Соню, что он всего лишь хотел познакомить её с таким интересным человеком, как Кулагин. Воронцов просил у Сони разрешения навестить её для некоего важного разговора, "завтра пополудни". Она написала в ответ одно слово: "Разрешаю". Отдала письмо Агриппине с наказом:
- Отправь!
И вернулась к себе, чтобы упасть на постель и смотреть в потолок пустыми глазами. Проклятый подполковник! Он совершенно вывел её из состояния привычного спокойствия. Как, скажите на милость, ей теперь жить дальше?!
Она не взяла для чтения ни Вольтера, ни Дидро, справедливо полагая, что все равно ничего не сможет сейчас осмыслить из сочинений этих многомудрых писателей. Но она понимала, что ежели тотчас не займет себя чем-нибудь, плохи её дела.
Дневник деда Еремея! Баронесса сказала, что где-то он должен быть.
Соня мысленным взором окинула помещение потайной комнаты. Если пресловутый дневник не был сожжен, то нигде в другом месте он быть не должен, кроме как в этой самой комнате. И не где-нибудь, а в погребенном под слоем пыли бюро, именуемом в просторечии конторкой.
Вот только сумеет ли она разгрести всю эту пыль и не насторожить Агриппину? Для её предприятия понадобится как минимум ведро воды, тряпка... Не проще ли посвятить в тайну горничную, взяв с неё слово до срока молчать обо всем.