Этот спор с богом, прямой с ним разговор - Млечный Путь поэзии. Он как лыжни, проложенные большой командой по небу; все следы ведут в будущее.
Все понимали, что прошлое прошло, а будущее - кто его знал?
Я хотел бы написать, что вижу, как ломают прошлое ломами молний.
Долго прожив, узнав долготу дней, хочу говорить о Родине.
Шершавая от человеческого труда земля Родины. Земля, так много родившая.
Щекой касаешься ее, падая, и это прикосновение, обжигая, исцеляет, подсказывает прямое слово.
Одну поэтессу спросили - сейчас она седа и немолода,- почему она решилась так прямо и откровенно говорить о своем личном в стихах.
Она ответила, защищаясь:
- Это зарифмовано.
Не пишу стихов. Не дан этот голос. Мои признания и столкновения образов воспоминаний не защищены созвучиями рифм и возвращением строя слов. Не творя стихи, верю в шершавость земли и, чтя повторения лесов и холмов, возвращаюсь в словах в прошлое, уже почти незнакомое, для будущей рифмы впереди идущих поколений.
Шкловский, ученик частной гимназии, юноша, плохо живший пятьдесят лет тому назад, остановился на Троицком мосту.
Он идет со своими товарищами. Весна. Блестит шпиль Адмиралтейства.
Это справа. Прямо перед ним над розовым Инженерным замком шпиль пониже.
Сзади над низиной маленького острова, над низкой серой гранитной стеной, к которой гнездом прицепился маленький балкончик на углу, над стеной, низкой как речная волна, подымается высокий, как центр лирического стихотворения, шпиль Петропавловской крепости.
Преодолев волну моста, идем мимо круглого памятника Суворову.
Стоит бронзовый старик, омоложенный крылатым шлемом и стальными латами. Стоит, защищая царскую корону и папскую тиару.
Царскую корону и славу царей переживет слава старика.
За ним пылит рыжей пылью прямоугольник Mapсова поля.
Слева Летний сад, спереди далекий, стушеванный пылью Михайловский сад, справа колонны и здания.
Через несколько лет я буду на этом поле в качестве вольноопределяющегося учить учеников шоферов ездить на броневых машинах.
Через несколько лет, в мартовские дни 1917 года, на этой площади будут взрывать аммонал и тол, чтобы вырыть могилы для жертв Февральской революции.
Будет ранняя весна. Голубое небо разобьется в холодных лужах на неубранном снеге улиц.
Загремят несогласованные оркестры, и в туче красных знамен пронесут люди красные гробы.
Прошло много времени, и годы смотрели через годы, и годы поседели, и годы прошли.
Сад шумит сейчас на Марсовом поле. Он не густ.
Когда-то через это поле шел Раскольников, шел совершать то, что он придумал, шел настаивать на ошибке своего одиночества, он думал, чтобы не сойти с ума, что хорошо бы на Марсовом поле разбить сад, пустить фонтаны.