— Будь счастлива, дорогая! — прошептала Батистина, с воодушевлением сжимая руку подруги и чуть подталкивая ее к дверце, чтобы та последовала примеру Элизы и оказалась на руках у кучера. — Ведь мы его встретили, как и предсказывала нам та старая цыганка! Ты же помнишь! О, он еще более прекрасен, чем я воображала! И он нас спас!..
— Да, но смотрел он только на тебя, маленькая лицемерка, точно такими же глазами, как и вот этот юнец, — пробормотала. Жанна-Антуанетта, указывая на спрыгнувшего с коня Эрнодана де Гастаньяка — он топтался у дверцы кареты, сжимая в руках треуголку и ожидая дальнейших приказаний.
Жанна-Антуанетта говорила тихо, и Батистина подумала, что ослышалась. Она тряхнула светлыми кудрями и с величественной грацией оперлась на галантно поданную руку корнета.
— Благодарю вас, господин де Гастаньяк, — одарила юношу улыбкой Батистина.
— Позвольте, я перенесу вас на руках, сударыня, перед крыльцом большая лужа, — сказал рейтар, указывая на воображаемую лужу.
«Странно! Ему хочется взять меня на руки… Как и Жеодару… Должно быть, все мужчины страдают такой манией…» — подумала Батистина, позволив юноше нести себя и прижимаясь к нему гораздо сильнее, чем это подобало девушке из хорошей семьи.
Батистина ощущала, как гулко и часто билось сердце молодого человека под синим камзолом. Она обвила шею кавалера руками. Не очень понимая почему, Батистина разволновалась. От корнета исходил мужской запах, запах лошади и табака. Девушка уронила голову на плечо юноши. Она почувствовала, как он вздрогнул. Молодой человек осмелился крепче обхватить тонкую талию, затянутую в корсет, гораздо крепче, чем того требовали обстоятельства. Батистина подняла на Эрнодана свои голубые глаза, в которых светилась такая невинность. Она начинала смутно догадываться о великой силе своего взгляда, о том, какое впечатление производят ее небесно-голубые глаза на мужчин, и она уже принялась оттачивать свои коготки, как маленькая мурлыкающая кошечка. Ее охватила приятная истома. Батистина словно невзначай приблизила бархатистую щечку к губам Эрнодана, и тот воспользовался сумраком — легко коснулся губами розовых губок, столь любезно ему подставленных.
— Могу ли я когда-нибудь приехать и справиться о вашем здоровье, сударыня? — спросил Эрнодан, с величайшим сожалением опуская Батистину на верхнюю ступеньку крыльца. По лестнице юноша взлетел, не чуя под собой ног, словно во сне.
— Ну конечно, господин де Гастаньяк, приезжайте, когда вам будет угодно. Вы так любезны! С большим удовольствием увижу вас снова, — спокойно сказала Батистина.