Нельзя сказать, чтобы Федор и Ли Кан вернулись не солоно хлебавши. Они все же кое-что разузнали:
— Барин! Солдаты заметили, что в пять часов утра из деревни выехала карета и направилась на юг.
Адриан и Флорис переглянулись. Сведения были так ненадежны… Ничто не доказывало, что в ней была Батистина… Но если король и Морис Саксонский не лгут, то где и как девушка могла — раздобыть карету? Все кареты в замке и в деревне были на месте… Никто из владельцев не жаловался на пропажу…
Флорис терялся в догадках:
— Может быть, ей стало плохо? Или она захотела подышать свежим воздухом? А вдруг это и в самом деле Камберленд? Или кто-то другой? Или она просто решила меня напугать? Если в карете сидела она, то у нее в запасе целых десять часов! Мы не сможем ее догнать, даже если насмерть загоним лошадей! Хотя, вообще-то, ничто не доказывает, что она сидела в этой карете…
Адриан по-прежнему с изумлением взирал на брата. Как удивились бы те, кто считал маркиза Портжуа гордым, бесчувственным, безрассудным, раздражительным и даже жестоким, неспособным страдать из-за женщины, если бы они увидели его в этот трагический час.
В пять часов вечера пришлось признать очевидное: свадьба не состоится, ибо невеста исчезла бесследно. Казалось, она просто улетела на крыльях или испарилась, растаяла. Морис Саксонский не был злопамятен, он приказал тысяче гренадеров прочесать всю округу. Король был мрачен, как и Флорис. Оба они понесли жестокую утрату: один потерял супругу, другой — любовницу. По крайней мере, так думали и тот и другой.
Людовик лихорадочно схватил гусиное перо и собственноручно набросал несколько строк, адресовав их герцогу Камберленду:
«Мой дорогой кузен, не встречали ли вы случайно мадемуазель де Вильнев-Карамей? Если таковая встреча имела место, Мы были бы крайне довольны тем, что ваша светлость соблаговолила бы как можно скорее отослать обратно новую Елену Прекрасную. Надеемся, что Вы, ваша светлость, не желаете новой Троянской войны. Остаюсь, как всегда, мой дорогой кузен, Вашим преданнейшим и вернейшим противником.
Людовик».
Попросту говоря, это означало:
«Если вы ее вновь похитили, берегитесь!»
Через два часа задохнувшийся от быстрой езды и весь заляпанный дорожной грязью курьер привез ответ Вильгельма-Августа.
Не без юмора герцог Камберленд писал, что он скорее предпочтет перенести такую Божью кару, как чума или холера, чем хотя бы одну секунду потерпит присутствие мадемуазель де Вильнев. Он также добавил, что молит Святого Георгия, чтобы тот уберег его в дальнейшем от встреч с этой маленькой бестией и что он предоставляет право его величеству самому заняться укрощением этой кобылки…