— Батистина… моя душенька… как вы прелестны… О, какая тонкая талия! Да, я зол, чертовски зол! Я задыхаюсь от ревности! Горький ком застрял у меня в горле! Мысль о том, что вы будете принадлежать другому, невыносима! Вы это понимаете? А ваш жених? Я желал бы задушить его!.. Как только подумаю, что завтра он будет иметь все права на вас… О! Я теряю всякий контроль над собой! А все из-за вас! Из-за вас, Батистина, я готов забыть обо всем на свете! О всех приказах и поручениях!
Эрнодан крепко держал Батистину за плечо и почти тряс ее при каждом слове.
«Господи, о чем это он там говорит? — спрашивала себя Батистина. — Правда? Жеодар завтра будет иметь все права? Какие права? Что все это значит? И он ревнует! Но к кому? Какой, право! Как все это интересно… Но, быть может, мне не следует так долго оставаться в его объятиях? А что бы было, если бы сейчас в комнату вошел Жеодар? А если бы это был Людовик?»
Неожиданно губы Эрнодана нежно коснулись виска Батистины. Он покусывал пряди волос, золотистых и мягких, словно шелк. Юноша страстно прижал ее к своей груди. Батистина замурлыкала от удовольствия, хотя угрызения совести не оставляли ее. Ей было приятно в объятиях Эрнодана, но все же она немного смущенно думала о Жеодаре и о Людовике… Эрнодан покрывал ее щеки поцелуями, спускаясь все ниже… Она вздрогнула и решила отложить до лучших времен анализ своих мыслей и чувств. Пока что ей было очень хорошо. Батистина вся подалась навстречу юноше. Приятная теплота разливалась по всему телу, охватывала бедра…
— Моя душенька, вы похитили мою душу, — продолжал Эрнодан, становясь все более смелым и откровенным. Мне никогда не забыть, как вы спали у меня на плече…
Вдруг раздался вопль неподдельного ужаса, и на пороге комнаты появилась разъяренная Элиза.
— Пресвятая Дева Мария! Что я слышу? Что я вижу? — восклицала добрая старая няня, не помнившая себя от страха и возмущения. Ноги отказывались ей служить, и она грузно опустилась на стул.
— О, дорогая! Не расстраивайся! Давайте все вместе поужинаем, а потом господин де Гастаньяк отправится в Версаль! — говорила Батистина, невинно улыбаясь и покрывая няньку поцелуями. Старушка не могла устоять перед лаской Батистины, и плутовка этим пользовалась, когда хотела смягчить или разжалобить ее сердце.
— Хорошо, хорошо! Идем, голубка, но больше я тебя не оставлю одну ни на секунду! — заявила Элиза твердо, бросив на Эрнодана взгляд, исполненный такой ненависти, что юноша едва не умер на месте.
Батистина расхохоталась, протянула Эрнодану руку и повела его на кухню, где уже набивал себе брюхо Лафортюн.