Стивен Ликок. Юмористические рассказы (Ликок) - страница 200

Так или иначе, но Скотленд-Ярд посылает в замок Великого сыщика либо в качестве своего представителя, либо в качестве частного лица, к которому этот самый Скотленд-ярд обращается в тех случаях, когда уж окончательно заходит в тупик, — и Великий сыщик приезжает, чтобы раскрыть тайну.

Тут перед нами возникает небольшое техническое затруднение: нам очень хочется показать, что за удивительный человек этот Великий сыщик, но мы не можем сделать рассказчиком его самого. Он слишком молчалив и слишком значителен. Поэтому в наши дни обыкновенно применяется следующий способ. Великого сыщика постоянно сопровождает некий спутник, некий безнадежный простак, который ходит за ним как тень и безмерно восхищается им. С тех пор, как Конан-Дойль создал свою схему — Шерлок Холмс и Уотсон, — все остальные попросту списывают с него. Итак, рассказ всегда ведется от лица этого второстепенного персонажа. Увы, сомнения быть не может, это чистой воды простак. Проследите, как он теряет всякую способность рассуждать и снова обретает ее в присутствии Великого сыщика. Вот, например, сцена, когда Великий сыщик приходит на место действия и начинает осматривать те самые предметы, которые уже безрезультатно осматривал инспектор Хиггинботем.

«— Но каким же образом, — вскричал я, — каким же образом — во имя всего непостижимого! — можете вы доказать, что преступник был в галошах?

Друг мой спокойно улыбнулся.

— Взгляните, — сказал он, — на эту полоску свежей грязи перед входной дверью. В ней около десяти квадратных футов. Если вы посмотрите внимательно, то увидите, что здесь недавно прошел человек в галошах.

Я посмотрел. Следы от галош виднелись там довольно отчетливо — не менее дюжины следов.

— До чего ж я был глуп! — вскричал я. — Но скажите мне вот что — каким образом вам удалось узнать длину ступней преступника?

Мой друг снова улыбнулся все той же загадочной улыбкой.

— Я измерил отпечатки галоши, — ответил он спокойно, — и вычел толщину резины, помноженную на два.

— Помноженную на два? — воскликнул я. — Но почему же на два?

— Я учел толщину резины у носка и пятки, — сказал он.

— Какой же я осел! — вскричал я. — После ваших объяснений все это кажется таким очевидным!»

Таким образом, Простак оказывается превосходным рассказчиком. Как бы ни запутался читатель, у него, по крайней мере, есть то утешение, что Простак запутался еще больше. Словом, Простак выступает в роли, так сказать, идеального читателя — иначе говоря, самого глупого читателя, который совершенно озадачен этой таинственной историей и в то же время сходит с ума от любопытства.