Введение в человечность (Баев) - страница 112

- Агамемнон, - отвечаю, а сам отчего-то засмущался перед глупой насекомой, застеснялся своего гордого имени.

- Очень приятно, - жужжит, - Гомемнон. Доброе у тебя имя, запоминающееся. А я Муша. Из роду Чкаловских. Слыхал?

- Слыхал, - говорю. А сам, естественно, впервые слышу. У нас до Зины Портновой слуха о таких летающих особях не доходило. - Как не слыхать? Об тебе только весь Санкт-Петербург накануне Нового года и говорил...

- Да ну? Правда? - удивляется. А я чувствую, что мой тактический прием удался. Недалекие умом экземпляры всегда падки на лесть.

- А что, - говорю, - не правда? Правда чистейшей воды! Ты, Муша, лети и сил там, на воле побыстрее набирайся, приятельниц ищи. А то я все свои неприкосновенные запасы тебе отдал, а самому покидать землю срок еще не пришел. И не забудь про обещание.

- Век воли не видать, - жужжит. - Я теперь за тебя, Гомемнон, любому человеку суп бациллою заправлю. Давай, таракан, до свиданьичка. Жди меня, и я того!

Прожужжала так, винтом к горлышку поднялась, только я ее, мохнатую, и видел.


Глава вторая. О разнице в мечтах и взглядах


Долго ли томился я за стеклянными стенами, вдыхая зловонные пары уходящего из посуды вместе с моим разумом алкоголя, - не знаю. Сморило меня дурным сном, в котором одни лишь кошмары вокруг тела моего ходили, норовили усы выщипать и лапки оборвать. Слышу только сквозь тяжелую, отравленную ядом дрему, зовет меня кто-то. Собрал последние силы, вверх глянул, а там над бутылкой целый рой мух кружит, а одна на горлышке устроилась и меня своим ведьмовским зеленым оком в натуре сверлит.

- Гомемнон! - кричит, разнося по стеклянной тюрьме утробное эхо. - Я это, Муша, помнишь еще?!

В голове моей что-то перевернулось, щелкнуло, и я события в памяти потихоньку восстановил.

- Да-а-а-а... - стону, - спаси-и-и меня, Му-у-у-уша... Ху-у-у-удо мне...

- Вижу, - отвечает, - что худо. Учи, умник, что надо делать.

Я встряхнулся, на лапки из последних сил перевернулся и соображать принялся. Секунд пять думал, а потом меня гениальной мыслью осенило.

- Ты, - говорю, - дорогая, бери коллег и тащи сюда нитку нужной длинны. Чтоб до дна достала. Сечешь?

- Зачем? - спрашивает, глупая птица.

- Опустите нитку сквозь горлышко, - поясняю, - я ухвачусь за нее, а вы меня вытянете. Дошло?

- Кто дошло? - и только зенки свои таращит.

- Хорошо, - тяжко выдыхаю, - перефразируем. Вы нитку находите, опускаете в бутылку, я хватаюсь, вы тянете. Понятно?

- Чего ж тут непонятного?! Чай, мы тоже не дуры, - и презрительно так последнюю фразу сказала, что мне даже неловко стало. - Ты только не уходи никуда, мы сейчас...