Введение в человечность (Баев) - страница 39

И убеждал я себя, Леша, что с Наташей мне хорошо, и уговаривал, что поженимся с нею - и все еще лучше будет, но сам в глубине души в такой сценарий не верил. Видимо, очеловечился совсем, врать себе самому научился.

Становилось мне, Алексей, с каждым днем все грустнее и грустнее. Чувствовал я, что что-то не то со мною происходит. Пока колбасой был, жизнь намного интереснее казалась - все меня любили, всем я интересен был, общались со мною с удовольствием. А теперь вдруг стал обычным. Таким, как все, понимаешь? Да, человеком, да, научным работником, который, между прочим, неплохо со своими обязанностями справлялся, но кураж пропал, изюминки во мне не стало. Цели, стало быть, Сервелант Николаевич достиг, а куда эту цель теперь засунуть ему - не известно.

По выходным гулять с Натальей ходили. Водила она меня по музеям и театрам, приучала, как говорила, к прекрасному. Вот, Леша, объясни ты мне, что может быть прекрасного в младенцах уродливых, которые в спирту плавают. А может, чучела зверей, опилками набитые, прекрасны? Или мужики с тетками, которые по сцене шастают, смеются над собственными же и дурацкими при том шутками, а плачут от ерунды всякой выдуманной, которой в жизни-то не бывает? Интересно? Да, согласен. Оригинально? Почему ж нет? Оригинально! Но насчет прекрасности, ты уж извини, я в корне не согласен. Прекрасно, на мой взгляд, это когда стоишь на крыше или горе какой, наслаждаешься ветром и видами панорамными, свободу непередаваемую и легкость чувствуешь во всем теле. Вот это прекрасно! Истинный, можно сказать, душевный оргазм получаешь, силы свои ощущаешь, в гармонию приведенные с окружающим миром. А чучела всякие... Извини. Да пусть как угодно эта вся котовасия называется! Нет, странные вы существа - люди, придумываете хрень разную, а потом ей радуетесь, как дети малые. Хотя и знаете точно и определенно, что хрень хренью так и останется! Пунктиков у вас много разных, об которые вы то и дело сами же запинаетесь. Стадо стадом. Тоже мне, идеал придумали - стать не хуже, чем другие! Это, Леша, не идеал, а самоуничтожение. Ты мне можешь возражать сколько угодно. Я, наверное, колбасой в душе остался, поэтому до конца вас понять не могу. Не люблю я толпы, стада не люблю, хоть режь ты меня к праздничному столу! Вам от природы столько возможностей дано, а вы их не используете. Ведь каждый рождается разным, отличным от других, понимаешь?! Это ж награда! А вы ее зачастую стесняетесь... Не понимаю я такого расклада и не при-ни-ма-ю.

Из-за этого непонимания и размолвки у меня с Натальей начались. Бывало, ужинаем мы на нашей кухоньке, а она заведет: вот, мол, у Сани-то с Аленкой как... а Николай с Татьяной, так те вообще... а мы с тобою... "Ну и что, - отвечаю, - у нас своя жизнь, зачем подражать кому-то?" Не понимает. По мозгам бьет, Леша, мол, все у нас не как у людей. Я пытался объяснить, отшутиться, что как же у нас, как у людей быть может, когда я не человек, а гуманоид из колбасы выращенный. Не понимает шуток, злится. А чего, спрашивается, злиться? Что я такого обидного сказал.