Иностранцы отдавали, однако, должное известным достоинствам русских слуг. «Французский слуга превосходен, — отметил Фабр, — но русский единственен в своем роде. Оба смышленны и ловки; француз, однако, захочет рассуждать над тем, что ему прикажут или даже пожелает стать барином. Русский исполнит буквально все то, что вы ему прикажете; его повиновение безгранично; сказанное слово нет нужды повторять; оно навсегда имеет силу закона. Хороший русский слуга — лучший слуга в мире». Своего «Федора» Фабр нанял случайно. «Я велел ему сбросить зипун. Я мог бы сделать его своим секретарем, конюхом, моим метрдотелем, моим управителем. Но имея нужду в лакее, я его взял в лакеи. На следующий день он был уже неузнаваем. Он явился утром в галстухе, свеженачищенных сапогах, с причесанными хохлом волосами и заткнутым за пояс передником. Он с особо озабоченным видом мне подал чай. Через неделю он это делал с изяществом, подражая в этом настоящим лакеям. В одно из воскресений какой-то молодой человек, раскланявшись со мной на улице, подошел ко мне. Я недоумевал, кто может быть этот незнакомец. Вдруг я узнал моего Федора, в подаренном мною костюме. Через месяц мы так привязались друг к другу, будто были уже годами неразлучны. Он изучил все мои привычки и вкусы и умел их угадывать даже, когда я молчал. Но это не все. Он знает все ремесла: он вяжет чулки, чинит сапоги, делает корзинки и щетки. При надобности, он был моим столяром, седельником, портным, слесарем».
О достоинствах безответного русского слуги вспоминал в одном из своих писем и Герцен:
«Здесь трудно найти слугу, — писал он в 1847 г. из Парижа, который бы веровал в свое призвание, слугу безответного и безвыходного, для которого высшая роскошь — сон и высшая нравственность — ваши капризы, слугу, который бы «не рассуждал». Между тем, как заметил еще в ХVIII веке Регенсбургер, «ни в какой земле не жалуются столько на слуг, как в России». Н. И. Тургенев также записал, что «огромное количество слуг, стоящих в конце концов очень дорого, не препятствует тому, что русские господа обслужены хуже, чем где бы то ни было».
«За границей и даже в Петербурге у иностранных купцов в доме один слуга; а между тем все чисто, все убрано, — писал в сороковых годах А. Кошелев. — За столом он один служит 15–20 человекам; везде он поспевает; нигде нет за ним остановки. Почему? Потому, что он получает жалованье хорошее, то» есть то, чего нам стоят двое-трое наших слуг; потому что если он не будет исполнять всех требований своего хозяина, не будет предупреждать его желаний, то его сошлют в деревню и возьмут слугу более усердного. Спросите иностранцев в Петербурге, как они довольны нашими, так называемыми артельщиками: один человек служит за троих, — Отчего? — Охота пуще «неволи».