На броненосце “Пересвет". 1903-1905 гг. (Черкасов) - страница 26

(Рис. L’Illustration). Японскіе брандеры у Порть-Артура.


Сегодня весь вечер просидел в каюте у старшего офицера и разбирал японскую надпись. Переводчиков у нас нет, и приходится разбирать по словарю. Когда мы осматривали брандеры, то главное внимание обратили на японские письмена. Вся бродившая по пароходу публика искала ценные вещи, нам же удалось найти целую кипу телеграмм и, кроме того, какую-то деревянную доску такого вида с веревкой (на шею), на которой мелом было написано что-то по-японски. По-видимому, это доска сигнальщика, записывавшего на ней семафорный сигнал. Вот эту-то надпись мы и старались разобрать, и, представь себе нашу радость, когда, после трех часов работы, мы прочли следующее: [Микаса] [приткнуться или прислониться к чему-нибудь] [исправлять сломанное] [?][немедленно] [ день и ночь, утро и вечер] [Уруя]. Это, очевидно, семафор, записанный сигнальщиком на доске, и означает он, что “Микаса” приткнулся к мели, исправить повреждения, немедленно приступить к работе, работать день и ночь. Адмирал Уруя”.

Больше всего нас заинтересовало, что когда мы их значки перевели на звуки, то первое слово было “Ми-ка-са”, а последнее “У-ру-я”. Тогда мы взялись за диксионер и разобрали все. На другой стороне есть тоже какая-то надпись, но она немного потерта и видны следы русских резиновых калош — по ней ходили любопытные. Мы все же разобрали следующее: [(не помню)- мару (название того парохода, на котором найдена доска)] [осмотреть] (середина стерта калошей) [опросить] [охрана или стража, стоящая у преграды или бона] [стреляйте или идите]. Не правда ли, это презабавная дощечка? Завтра утром надо будет дать знать на “Петропавловск”. Постараемся перевести и телеграммы...

Под дном одного брандера, как уверяет водолаз, найдено около 50 пудов пироксилина с проводниками и часовым механизмом (проводники уже обрезаны). Что- то нового затевают япошки, и когда они придут. Не жди великих радостей — дождешься всяких гадостей.

18 марта. Сегодня получил письмо от мичмана Тягина с “Сивуча”. Он хотя и весел, но все же рисует себе мрачные картины своего будущего. Числа 21-го у них в Инкоу разойдется лед, и тогда ожидают прибытия япошек. У нас здесь тихо, ни о каких япошках не слыхать, они, вероятно, грузятся углем. “Пересвет” устраивает обед и пригласил всех старых соплавателей — посмотрим, сколько нас соберется. Балтийская эскадра придет сюда в середине июля, в мае она выйдет из Кронштадта и никуда заходить не будет. Мы покупаем четыре крейсера.

19 марта. К одному из моих писем, кажется, от 9- го или 10-го, могу прибавить некоторые подробности бомбардировки 9 марта. Японцы, очевидно, знали, что у нас поставлено минное заграждение, а потому к маяку подходили очень осторожно и “Фудзи” и “Ясима”, благополучно добравшись до удобных для стрельбы мест, стали на якорь и начали стрелять. Но то, что они стояли на якоре, дало и нам возможность тоже точно определить их место и начать стрельбу. Стреляли “Победа” и “Ретвизан”, “Пересвету” же мешал “Гиляк”. Первый снаряд упал на два кабельтовых дальше “Фудзи” (или “Ясимы”), второй на два ближе, третий на кабельтов дальше, четвертый на кабельтов ближе, и наконец, начиная с пятого снаряда, они начали ложиться хорошо и весьма вероятно, что осыпали броненосец осколками. Один снаряд упал в двух саженях впереди носа, отчего тот дал задний ход. “Ясима” же (или “Фудзи”) зашел в Голубиную бухту, и в него был пущен только один снаряд, но зато этот один только и попал.