Какаши сильно расстроился, он до последнего надеялся на здравомыслие Минато-сэнсэя. И я не обладал знаниями, чтобы его успокоить: порой шинигами ловят людские души для исследований – двенадцатый отряд Готея-13 тому яркий пример. Страшно потерять наяву, еще страшнее узнать, что и в реально существующем загробном мире высокоуважаемый и любимый сэнсэй потерян…
По возвращении поправив съехавший лягушачий колпак, пробрался в комнату к Инари за панамой, подаренной ему отчимом на последний день рожденья. Мне захотелось сделать доброе дело, заглушить муторное чувство, рожденное скорбью занпакто. С площади я убрал поганое место, воткнув в него правый танто, больше место казни Кайза не будет вызывать мурашки у прохожих. Если отправлять на перерождение рядом с каким-то памятным предметом, то часть духовных частиц осядет и впитается в эту вещь, надеюсь, даровав панамке носкость и долговечность помимо ощущений уюта и тепла для Инари. Однако делать духовное погребение правильнее на кладбище близь останков. Успеем ли добежать? Чтобы привидиться во сне, Кайза тратит звенья цепи с устрашающей скоростью. Ему может не хватить благоразумия вовремя остановиться во сне Цунами, к которой он направился после Инари – ребенка он любил меньше жены, понимая, что для Цунами это не так.
Дожидаясь Кайза, решил закусить оставшимися после ужина бананами в карамели, положив панаму на соседний стул.
- Я готов, Хачи-сама! – Объявился Кайза с пятью медленно распадающимися звеньями из груди. – Но у меня есть последняя просьба к вам… - замялся призрак, встав справа, просвечивая сквозь стул с панамой.
- Мм? – Дожевывая вкусный кругляшик, глянул на него сквозь очки. Превосходное ночное зрение они дают, очень детальное.
- Подарите Цунами ребеночка! – С жаром детской непосредственности попросил Кайза. Я сглотнул недожеванное, застыв. Болтливый призрак воспринял это за ожидание пояснений… – Она очень хочет второго, правда! Но я не могу уже, а она хочет, Хачи-сама! А вы можете, и она питает к вам симпатии! Сделайте… Хачи-сама?..
По мере его захлебывающейся речи во мне просыпалась звериная злость, холодная и расчетливая, занпакто тоже враждебно воспринял это… эту ересь! Договорить он не успел – два танто рассекли его на три части, мгновенно развеяв. В этот момент совсем не думал об отточенности движений, сами как-то получились столь стремительно, что призрак так ничего и не понял.
Остановился, когда из сладкого на кухне остался один сахар в банке, причем банка в одной моей руке, а полная столовая ложка рассыпчатого песка в другой. В кои-то веке мы с занпакто вволю выматерились, а потом нервно рассмеялись – он забурился в сладкий лес, объевшись лакомыми плодами.