Ситильвон осознала, что биение ее сердца стало слишком скорым, слишком прерывистым, даже с поправкой на страх. Ее грудь пронзила боль. — Когда ты поменялся со мной бокалами….
— На самом деле, он был в твоей чернильнице, — пояснил Кейн.
Все ее тело сотрясало в такт пульсу. Ситильвон схватилась за письменный стол, ноги ее стали вялыми. Руки Кейна протянулись к ней.
— Ситильвон, пошли со мной.
* * *
Пуриали обмакнул кисть из девичьих ресничек в нефритовую чашу с кровью младенца и дочертил последний астрологический символ во внутреннем круге пентаграммы за мгновение до последнего слабенького крика новорожденного. Каждое действие являлось в высшей степени сложным, но в то же время ставки были самыми высокими, а Пуриали знал, что его искусство слишком совершенно, чтобы ошибиться. Он подобрал свои одеяния мага поближе к костлявым коленям, — окажись какая-то линия в этот час стерта, случилась бы катастрофа, — и осторожно вышел из пентаграммы. Ее дальний круг касался порога двери башенной комнаты и занимал половину помещения. Держа единственную дверь на виду, Пуриали уселся за свой рабочий стол. В его пальцах находился кубик смолистого вещества, которым он создал внешний круг, а его рука висела в считанных дюймах от узкой щели, нарушавшей внешний круг. Казалось, его губы едва шевелятся, когда он тихо напевал на архаичном наречии монотонный мотив.
Ожидание тянулось дольше, чем предвкушал Пуриали, но вот, наконец, Кейн проскользнул в открытую дверь и вступил в круг пентаграммы. Пуриали хлестнул своим странным мелком и замкнул круг. Прервав стремительное движение, Кейн замер, наблюдая за колдуном.
Пуриали вежливо кивнул в знак приветствия. — Теперь уже, — учтиво сказал он, — справляться о здоровье моих братьев и сестры по отцу, вне всякого сомнения, было бы смешно.
— Ты действительно хочешь знать? — спросил Кейн.
— Ты, конечно, не думал, что я питаю к ним какое-то братское чувство. Сами они давно бы избавились от меня, если бы мы не нуждались друг в друге. Решение проблемы состоит в том, что Я стал первым, кто осознал, что остальные — лишние.
Ухмылка Пуриали свидетельствовала о затаенной насмешке. Он наблюдал, как Кейн расхаживает по пентаграмме, видимо, изучая мастерство ее исполнения с беспристрастностью знатока.
— Полагаю, тебе, наверное, любопытно, зачем я призвал тебя к себе, — осведомился Пуриали.
Кейн прекратил ходьбу и внимательно посмотрел на колдуна. — Я ждал удобного момента, чтобы спросить.
— Разумеется, я знаю о тебе все, — с благодушной веселостью заверил его Пуриали. — Все.