Я повернулась лицом к открытому входу. Мне вспомнился Дауд, его обнаженная спина, когда он стоял на берегу озера, бедра, прижатые к бокам коня. Его запах. И меня снова охватило беспокойное чувство.
* * *
На следующий день я помогала Махайне готовить еду и играла с Хабибом. Дауда я не видела. Несомненно, он скоро появится, чтобы сообщить мне, когда и как я смогу вернуться в Симлу.
Позже, днем, когда я щекотала пухлый подбородок Хабиба длинной травинкой, на нас упала чья-то тень. Я подняла глаза и увидела невысокого коренастого мужчину в грязной синей рубашке и еще более грязных штанах. У него была короткая бородка, а морщинистое коричневое лицо и покрасневшие глаза казались усталыми. Он посмотрел на меня с Хабибом, затем устремился к пустой палатке.
— Махайна! — проревел он, хотя было ясно, что в палатке никого нет. Хабиб испугался неожиданного громкого звука и заплакал, и я взяла его на руки.
— Она пошла за водой к реке! — объяснила я, пытаясь перекричать детский плач, но мужчина только с недоумением посмотрел на меня: он не говорил на хинди. Он бросил на землю висевший у него на плече мешок. Женщина, сидевшая у входа в другую палатку, напротив нашей, что-то ему прокричала. Мужчина повернулся ко мне спиной, скрестил мускулистые руки на бочкообразной груди и встал, широко расставив ноги и глядя в сторону реки.
Через несколько минут показалась Махайна, грациозно ступая с большим глиняным горшком на голове, с которого стекали капельки влаги. Увидев мужчину, она поставила горшок на землю и протянула руки к Хабибу.
— Это мой муж, Бхосла, — сказала она мне, тяжело дыша. — Он не спускался с гор уже две недели.
Махайна взяла ребенка на руки, затем подошла к закопченному котелку и наполнила большую миску рыбой и тушеными грибами. Не поднимая глаз, она передала ее мужу. Он пролаял какую-то фразу, кивая в мою сторону. Махайна что-то тихо ответила ровным голосом. Таким голосом она никогда не разговаривала со мной или с другими женщинами.
Похоже, ответ удовлетворил Бхослу. Он опустился на корточки, все еще спиной ко мне, и прикончил еду, сделав несколько огромных глотков.
Я почувствовала неловкость.
— Пойду прогуляюсь, — сказала я Махайне. Она рассеянно кивнула, доставая кипу одежды из грязного мешка, брошенного Бхослой на землю. От мешка несло п'отом.
Я прошла между палатками и вышла к загону с больной козой. Я оперлась на низкую каменную стену, лениво рассматривая изъеденное блохами животное. Недалеко от меня на стену влез мальчик, уселся там и стал свистеть. Это был высокий дрожащий звук, одновременно напомнивший мне звучание флейты и крик ястреба. Каждый раз, когда мальчик свистел, коза поднимала на него свои мутные закисшие глаза и послушно вертелась на месте, сначала в одну сторону, затем в другую.