— В какую же группу? — Данило осторожно ставит ребенка на порог и, вздыхая, вспоминает своих учеников в далекой, пропахшей сосной Житомирщине.
— Во вторую.
— Что же вы теперь учите?
— Про Октябрьскую революцию. Про Ленина. Вы, дядя, Ленина не видали?
— Не видал, деточка, — вздохнул Данило.
— Все у нас говорят о Ленине, а кого ни спроси, никто его не видал. Даже учитель наш не видал, — вздыхает Василинка. — А у вас, дядя, книжки почитать есть?
— И книжек, Василинка, нету, — отвечает Данило, машинально ощупывая рукой браунинг. — Любишь читать?
— Я и до сих пор крестиком расписываюсь, а она читает — как горохом сыплет. — Мирон с любовью смотрит на дочку. — А Юрко у нашего Олександра каков! Все господские книжки перечитал и теперь начинает и в поле и на огороде свои порядки наводить. Видно, такая уж кровь у нашей породы, до земли мы либо до науки охотники. А кровь — знаешь, великое дело, — нашу самогонкой не разбавишь, как у иных на войне…
— Не горюй, Василинка, достану я тебе книги.
— Вот спасибо! — обрадовалась девочка.
Мирон посветлевшими глазами смотрит на свою дочурку — он любит ее, он вообще любит детей. И вдруг спрашивает Данила:
— Ну, а дома ты был уже?
— Где уж там! — безнадежно машет рукой тот. — Даже не знаю, где теперь жена, на старом месте или, может, ее и след простыл.
— Как не знаешь? Правда? — Мирон удивился и даже обрадовался чему-то.
— Правда. После прошлогоднего отступления и не слыхал про нее ничего. — Данило с надеждой смотрит на брата: может, Мирон что-нибудь знает о его жене?
Лицо Мирона расплывается в широкой улыбке, он протягивает брату руку и торжественно говорит:
— Тогда поздравляю тебя с законнорожденным сыном! Крестили его в нашей церкви, назвали в честь деда — Петром. Так что ты уже отец. По такому случаю мы с тобой по одной хлопнем.
— Что ты, Мирон, правда?
Пораженный Данило отступил.
— А ты и не знал? Уже десятый месяц твоему казаку. «Мама» выговаривает, а был бы ты, и «папа» говорил бы. Дети теперь тоже поумнее, чем прежде были!
— Ну, а где же они, Мирон? Живы, здоровы? Господи, сын, говоришь? Что же ты сразу не сказал? — Данило трясет брата за плечи.
— Да вовсе близко… хе-хе… В Березовке. Жена, как и раньше, хе-хе, учительствует… Ишь как обрадовался! Паек какой-никакой получает, ну, а чтобы не пропасть с голоду, засадила школьный огород, так что и приварок будет. Она хоть и маленькая, да жилистая, на прополке вровень с нашими бабами идет.
— Осунулась?
— А она у тебя никогда толстухой не была, — с крестьянской грубоватостью отвечает Мирон. — И теперь молодка как молодка: косы на все село, кости есть, кожей обтянута, ну, а сзаду — это уж, прошу прощения, не было на молоке, так на сыворотке и подавно не будет. По тебе страх как убивается. Все ты ей снишься в казенном доме.