Во-вторых, объяснил Стасик, отучившись в Литинституте на отделении поэзии, я получу диплом, в котором черным по белому будет написано: поэт. Таким образом, я мог всегда доказать любому, что я – поэт, даже не прибегая к поэтическому материалу.
Мне показалось это странным. Если не сказать больше. Но удобным.
Диплом позволял покрыть риски. Ведь широко известно, что любой поэт, даже гений, может запросто исписаться, постареть, сдать, и перестать мочь писать песдатые стихи, а мочь писать только хуевые. Обычный поэт в такой ситуации приходит к кризису, и чаще всего, погибает. А поэт, у которого есть диплом, без куска хлеба не останется. Он может работать где угодно, сказал мне Стасик. Например, учить детей богатых писать стихи. Это очень хорошо оплачивается, сказал Стасик.
Я спросил тогда Стасика, действительно ли в Москве много богатых. Стасик ответил:
До хуя.
Я тогда спросил:
Стасик, я че-то сомневаюсь. А любят дети богатых поэзию?
Стасик помялся и сказал, что нет, конечно, не любят, их надо убеждать, но если убедить, то они ведутся, особенно те, которые пинк. Я не понял, что значит пинк. Стасик ответил, что «пинк» значит по–английски - розовый. Я Стасику сказал, чтоб он не выебывался, я ведь в английской школе учился, и знаю, что пинк – это розовый. Стасик объяснил тогда, что сейчас в Москве такая мода. Богатые люди – убийцы, кровопийцы, вампиры, маньяки, в общем, разные люди – стараются порвать со своим прежним образом и стать в глазах общества хорошими, чистыми, как дети, то есть, розовыми. Пинк. Стасик честно пояснил, что это вовсе не означает, что они, порывая со своим прошлым образом, порывают со своим прошлым опытом. Так что могут захуярить без разговоров, если что не так. Я испугался и спросил:
Прямо захуярить?
Нет, - ответил Стасик. – Прямо захуярить – сейчас это не принято. Девяностые позади.
А как принято? – спросил я.
Напоить вискарем, а потом переехать джипом голову. Не придерется никто. Подумаешь, пьяный неизвестный поэт попал под машину. Что такого. На новость недели – и то не тянет. Новость месяца – вообще не вариант.
О как… - сказал я задумчиво. – Куда я попал…
В Москву, - ответил Стасик, и грустно подлил себе еще вина.
Я опечалился и уставился в окно.
За окном была Останкинская башня. Из лилового неба она смотрела на меня своими круглыми желтыми кальмарскими глазами. Мне было не по себе.
Вдруг в окне появился Винтокрылый. Он висел в воздухе, низко гудя четырьмя своими турбовинтовыми двигателями. Я понял, что мои Иерофанты добрались, наконец, до Москвы. Я улыбнулся. Я ждал их. Они всегда опаздывали, но всегда меня находили. Я вздохнул с облегчением. Я знал, что с ними я точно не пропаду. Потому что они – гигантские духи Зла, и их нельзя победить, а я с ними дружу, значит, и меня победить нельзя.