. Если даже предположить, что Евгений, сам того не сознавая, также влюбляется в Татьяну с первого взгляда и соответственно также теряет меру беспристрастности, - все равно из его суждения объективно следует, что ее лицо тоньше, изысканнее по сравнению с Ольгиным и что на этом бледном лице легко отражаются душевные движения («жизнь»), постоянно изменяя его черты...
Отнестись к силе этого первого впечатления с легкомыслием - как к преходящему - было бы ошибкой, допустив которую, сам Онегин жестоко расплатился. Тем более жестоко, что письмо Татьяны предоставило ему неповторимую и своевременную возможность заметить и исправить ошибку. Действительно, в IV главе:
...получив посланье Тани,
Онегин живо тронут был;
Язык девических мечтаний
В нем думы роем возмутил;
И вспомнил он Татьяны милой
И бледный цвет и вид унылый;
И в сладостный, безгрешный сон
Душою погрузился он.
Быть может, чувствий пыл старинный
Им на минуту овладел...
Казалось бы, все очевидно: при его рано остывших чувствах, при том, что «в красавиц он уж не влюблялся, // А волочился как-нибудь» и т. д. - Онегин вдруг «живо тронут», то есть взволнован; безразличные думы возмущены роем; душа погружается в давно забытый «сладостный безгрешный сон». Словом, «чувствий пыл старинный», - а что это, как не любовь? - овладевает им. И все-таки, боясь, что это - всего на минуту, «привычке милой» не дает ходу - и снова ошибается...
Я бы не отвлекался сейчас в сторону ошибок героя, если бы здесь неожиданно не проявлялись штрихи портрета, которые мы сейчас отыскиваем; в письме к Онегину открывается, конечно, душевная глубина, благородство, ум Татьяны, но «чувствий пыл старинный» не может загореться только от этого; нужно еще вспомнить «Татьяны милой и бледный цвет и вид унылый!» Не таков Онегин, чтобы влюбиться в женщину только за ее человеческие достоинства!
Характер овладевшего им чувства свидетельствует о сочетании открывшейся через письмо душевной красоты и вместе с тем женственного обаяния юной корреспондентки. И поскольку других определений здесь не существует, то «бледный цвет и вид унылый» приобретают в контексте значение именно внешней девической прелести.
Чтобы рассеять возможные в этом смысле сомнения, Пушкин дает еще одну поразительную деталь. В конце романа, когда больной от любви Онегин с безнадежным опозданием горюет над своей ошибкой, пестрый фараон воображения выносит в его сознание не «равнодушную княгиню», а сельский дом, где «у окна сидит она и все она»! - та самая девочка, «которая грустна и молчалива, как Светлана, вошла и села у окна».