Не то - с чертами внешнего портрета. В них по-прежнему все гораздо уклончивей. После «королевского» эффекта появления Татьяны следует пресловутое: «Никто б не мог ее прекрасной назвать». В этом утверждении была бы известная определенность, если бы за ним не следовало «но», которое, казалось бы, должно повлечь за собой более полное раскрытие лица, обладающего - как это очевидно из всего предыдущего - таким «необщим выраженьем»... Нет, не раскрывается лицо. «Но»открывает всего лишь еще один «негатив»: отсутствие малейшего оттенка вульгарности - «с го- ловы до ног».
Заметим, однако, это «с головы до ног». Оно по крайней мере свидетельствует не только о безупречной манере поведения, но и о безупречности костюма.
Наконец, последние восемь строк XVI строфы, рисующие Татьяну в соседстве с Ниной Воронскою. Здесь совершенно симметрично повторяется прием контрастного сопоставления с Ольгой - во II главе. И так же, как там, наблюдая за чертами Ольгиного портрета, мы выясняли черты Татьяны-девочки, так здесь, используя портрет Нины Воронской, уточним штрихи портрета княгини N. Нина - «блестящая», «Клеопатра Невы», обладает «мраморной красою», «ослепительна». При всем том «затмить соседку не могла». «Затмить не могла» в этом контексте, когда они обе сидят у стола, как бы выставленные на обозрение всего зала, может читаться только как сравнение внешности обеих дам. Значит, не блестящая,не Клеопатра Невы, не обладающая мраморной красою, не ослепительная Татьяна не уступает Нине в своей «беспечной прелести», которая здесь не может не быть прочитана и как прелесть внешняя.
Так почему же «никто б не мог ее прекрасной назвать»? Да потому, что «прекрасна» в установившемся понятии петербург- ского света Нина Воронская так же, как в устоявшемся понятии степных селений «все» (читай - прекрасное) - в Ольге. Вопрос по существу сводится к выбору точного термина. Назовите Татьяну прекрасной и вы поставите ее в один ряд с Ольгой и Ниной. Но Татьяна не похожа ни на ту, ни на другую, она красива новой красотой, непривычной, способной отразить исключительность ее натуры, - с ее «воображением мятежным, Ц Умом и волею живой // И своенравной головой // И сердцем пламенным и нежным». В обрамлении безупречного наряда новая красота уже не может быть не замечена петербургским обществом, но для нее не придумано еще новое слово. Вот почему Пушкин отвергает затертое «прекрасна» и постоянно предпочитает для своей героини слово «прелесть», хорошо передающее впечатление красоты уже ощущаемой, но еще не осознанной. Своеобразная терминология проводится последовательно во всем романе, что не дает возможности признать ее случайной. Татьяна никогда не называется прекрасной. Во всем романе одна Татьяна именуется прелестной; «прелестное плечо», «прелестный пальчик» и т. д. Исключение делается только для лиц божественно-мифологического происхождения: в I главе «Дианы грудь, ланиты Флоры // Прелестны, милые друзья! Однако ножка Терпсихоры // Прелестней чем-то для меня», или в VIII главе: «У ночи много звезд прелестных».